Выбрать главу

Кот небрежно махнул лапой.

— Все надо сохранять на флэшки, я так всегда делаю, — с показным безразличием сказал он.

Я стал искать, что поднять с пола, чтобы в него швырнуть. Он явно это понял.

— Послушай, — сказал он. — Это вообще не должно никого волновать. Это наше межконфессиональное дело — между нами, котами, и Патриархом. Мы, коты и кошки, если кто не знает, тоже обожествлялись в свое время. И даже подольше, чем некоторые, при всем моем уважении к сыну плотника из Назарета. Так что…

Я поднял кроссовку Оболтуса и прицелился.

Кот гневно замяукал. Силовики вынесли в прихожку системный блок, только поэтому я не швырнул кроссовку в мерзавца.

Тут в дверь позвонили снова.

— Святая инквизиция, небось, — выругался я и открыл дверь.

Там стоял мой отец. Он часто к нам заходит, и ему все рады. Кроме Кота. Я потом объясню, почему.

Он с интересом осмотрел мизансцену и спросил насмешливо:

— Что на этот раз?

Я коротко рассказал. Отец посмотрел на Кота. Тот молча спрыгнул со шкафа и скрылся под диван гостиной. Как он всегда делал, когда отец бывал у нас.

Как-то, в один редкий вечер, когда мы не ругались, а совсем наоборот, то есть я сидел в кресле с Котом на коленях, чесал ему за ухом и смотрел какой-то сериал, а Кот издавал свое коронное «тыр-тыр-тыр», я спросил его, почему он так не любит отца.

Кот прекратил тыркать, подумал и спросил серьезно:

— Ты знаешь про теорию шести рукопожатий?

— Ну, да, — сказал я. — Каждый человек опосредованно знаком с любым другим жителем планеты через цепочку общих знакомых, в среднем состоящую из пяти человек.

— Правильно, — сказал Кот. — Так вот, мы, коты, способны видеть эту цепочку в каждом человеке. Есть такое у нас свойство, мне на вашем языке не объяснить, как мы это видим. Что-то вроде теней.

— И? — спросил я с интересом.

— Твой отец знаком, и не через пять, а всего через три рукопожатия, с одним человеком, у которого в руках был ледоруб. И я вижу его тень.

Я задумался. Отец, сейчас на пенсии, работал в конторе без имени, часто бывал в отъездах, но в общем-то человеком был добрым. А вот наш покойный дед… Вот тот — да, тот работал в очень интересных организациях и с такими людьми, для которых прихлопнуть человека, если его посчитали реальным или потенциальным врагом диктатуры пролетариата, ничего не стоило. Когда деда хоронили — под красной звездой, само собой, без попов и отпеваний, он настрого запретил, там, на кладбище, собрались очень странные люди, старики и старухи. Которые, когда гроб опускали в землю, запели «Интернационал». Я такого количества живой стали — пусть и старой, покрытой ржавчиной, но все равно стали, на квадратный метр никогда не видел и вряд ли когда увижу.

Так что Кот явно не ошибался. Насчет человека с ледорубом.

Отец обратился к главному из силовиков — что-то прошептал ему на ухо. Тот сначала явно отмахнулся от него, но отец залез в свой неизменный потертый портфель, и извлек оттуда какую-то корочку. Развернул, показал. Главный долго смотрел на нее скептически, потом набрал на своем айфоне какой-то номер и дал продукт фирмы «Apple» отцу.

Тот ушел на кухню, недолго о чем-то поговорил, вернулся и, не отключая собеседника, передал новенький айфон обратно. Теперь уже его хозяин ушел на кухню и о чем-то долго там разговаривал. При этом приговаривая: «Есть! Так точно! Слушаюсь!»

Потом он вернулся в прихожую. Явно недовольный.

— Компьютер и другая коммуникационная техника остаются, — сказал он и нам и своим людям. И мне:

— А вам я выписываю повестку. В понедельник в прокуратуру. К девяти утра. Комната 35.

Он заполнил какие-то бланки.

— Кому идти в прокуратуру? — спросил я.

— Коту вашему, раз это его рук дело, — сухо сказал рыбьи глаза.

Я свистнул. Кот, без своего обычного манерничания, вылез из-под дивана, и, демонстративно обойдя отца, прижался к моим ногам.

Я расписался за него — слава Богу, хоть писать лапами они не умеют, а то бы жизнь людей превратилась в кошмар еще раньше, а не как сейчас, и показал ему повестку.

— Допрыгался, хакер, — сказал я злорадно.

Кот поджал хвост и снова отправился под диван.

А незваные гости отправились вон из нашей квартиры — продолжать, вестимо, наводить страх на других противников режима, врагов клерикализации и полицейщины.

Званый гость, то есть отец, вместе с нами пошел обедать — Ленка сказала, что разогреть еду будет недолго.

А Кот не вылез даже тогда, когда отец щедро делился с Агафоном лакомыми кусочками. Но я затылком чувствовал, как из-под дивана исходят волны возмущения и обиды.