Не везде могут селиться осы. Почему-то в одних скалах много гнезд, а другие такие же пусты. Осам нужны цветы, с которых можно добывать нектар, цветы, на которых живут пауки — добыча для их деток. Поэтому, если вблизи нет пустыни с цветами и пауками, нет охотничьей территории, скалы пустые.
Не могут осы жить и в прохладном влажном климате, так как глиняные ячейки должны быстро сохнуть. Вот почему осы не живут в высоких лесистых горах.
Много нужно осам! Вода, мокрая глина, голые скалы, цветы, пауки, сухой теплый климат. А если сказать больше, то еще нужна роскошная растительность, множество насекомых — добыча пауков, хорошие дожди весной, поящие пустыню. Этот же год был не в меру засушливым, пустыня выгорела рано и, наверное, поэтому большинство гнезд старые.
Иногда на скалах встречаются гнезда осы-эвмены — изящные хрупкие глиняные кувшинчики с коротким, но очень аккуратно вылепленным горлышком.
Чаще попадаются гнезда пчелы-каменщицы, хотя заметить их нелегко. Пчеле-каменщице хорошо. Она строит гнезда из камешков, склеивая их слюной. Ей не нужна ни вода, ни мокрая глина. Она поэтому делает свои гнезда и вдали от воды на скалах. Каменщица большая искусница. Она «понимает» толк в породах камней. Вот гнездо на коричневом порфирите и слеплено оно из кусочков точно такого же камня. А вот и чудесное строение на прожилке белого кварца. И где только для него пчела набрала белых кварцевых камешков? Их нигде вблизи не видно.
У пчелы-каменщицы тоже немало недругов. Вот старое гнездо из пяти круглых ячеек и, судя по отверстию, только из двух вышли пчелы. Что же в остальных, нераспечатанных? В одной — изумрудно-зеленая оса-блестянка. Она не смогла выбраться из каменного мешка и погибла. В другой — кожееды, терпеливо ожидающие освобождения. Что-то совершенно невероятное в третьей ячейке! Там жила гусеница бабочки. Она съела личинку пчелы и, отгородившись паутинным кокончиком, окуклилась. Неужели есть бабочка, которая подбрасывает яички в гнезда пчел? Такая бабочка до сего времени неизвестна.
Несколько дней я путешествую по берегу между скалами и рекой, пока дорога не упирается в большой утес. Мешок с глиняными гнездами становится тяжелым. Но все гнезда принадлежат желтоногому сцелифрону. Где же гнездо большой синей потребительницы каракурта? Его не удается найти.
Тогда я выбираюсь из ущелья на пустынное плоскогорье и разыскиваю место, откуда среди угрюмых скал виден кусочек реки, на мою старую весеннюю стоянку после путешествия в песках Сары-Есик-Отырау. Вот и куст таволги. Возле него состоялось первое знакомство с синим охотником. Вот и ущелье, куда скрылась оса. Долго и тщательно обследую это ущелье. Но ничего не нахожу. Тайна синей осы остается неразгаданной. Но я не унываю. Наступит время и, может быть, я снова с ней встречусь, а если нет, то когда-нибудь обязательно это сделает кто-нибудь другой. Все равно станет известен замечательный истребитель ядовитого паука каракурта!
Прошло много лет. Синий сцелифрон никогда мне больше не встречался. По всей вероятности, он стал очень редким. Природа за это время сильно изменилась, появилось много скота, немало земель было распахано под посевы. Стало меньше птиц, зверей и насекомых. И каракурт стал редким.
Однажды мой знакомый почвовед, занимаясь раскопками в лессовой пустыне, в старой норе, случайно попавшей в его раскоп, по-видимому, принадлежавшей малому суслику, нашел странный кусок глины и принес его мне. По характерной лепке, наслоению друг на друга кусочков глины я сразу узнал работу осы-сцелифрона. Но чтобы охотник за пауками устраивал свои гнезда в норах грызунов, этому вряд ли кто мог поверить.
Каракурт — типичный житель лессовой пустыни. Летом, когда пустыня сгорает, паук переселяется в норы грызунов. В борьбе за норы с их жителями паук и приобрел ядовитость. К норам, как к единственному в пустыне укрытию для своих гнезд, и приспособилась оса-сцелифрон. Понятно, что все это одни догадки, но я твердо верю, что рано или поздно они будут кем-нибудь подтверждены.
Напрасно я искал гнездо синего незнакомца сцелифрона на скалах ущелья Капчагая!
Через крутые подъемы и спуски я добрался до ущелья Теректы, но спуститься в него не решился: уж очень была камениста и крута едва заметная дорога. Пришлось, ласково поговорив со своим единственным спутником фокстерьером Кирюшкой, оставить его в машине в качестве сторожа и пойти вниз одному.
Жаркое лето засушило травы, растения пожелтели. Лишь кое-где у вершин черных и мрачных скал зеленели крохотные куртинки можжевельника и эфедры. Из-под ног во все стороны прыгали кобылки, пустынные прусы. Кое-кто из них, не разобравшись, откуда появился нарушитель покоя и поддавшись общей панике, подпрыгнув, мчался прямо на меня, нередко удостаивая чувствительным ударом по лицу. Кобылки, видимо, превосходно улавливали состояние тревоги по поведению своих обеспокоенных собратьев. Но многие, как я заметил, сидели на растениях. Это были, главным образом, самочки. В предвидении осени они торопились закончить свои жизненные дела и усиленно обогревали тело, ускоряя развитие яичек. Но и они, такие осторожные, заметив меня, поспешно опускались вниз на землю и затаивались среди мелкого щебня, покрывавшего землю. Были среди них и самки, бодро скачущие вместе с самцами, избравшими для себя роль наездника. Природа мудро помогла самкам, наделив самцов крохотными размерами. С маленьким всадником легче скакать.