Если осторожно, чтобы уберечься от острых челюстей, схватить с боков красотела, то, как большинство жужелиц, он, защищаясь, выпустит едкую коричневую жидкость. Обычно, эта жидкость обладает очень неприятным запахом. Но у местного красотела запах положительно приятен, по крайней мере, для обоняния человека и напоминает что-то среднее между ароматом дорогого трубочного табака и духов. Когда-нибудь этот красотел будет более подробно изучен, а его переселение и акклиматизация в районы, где шелкопряд постоянно вредит лесам, быть может, окажутся необходимыми.
Весь день в воздухе носятся разнообразнейшие стрекозы. В Кзылаусе их особенно много. Полноводный ручей, по-видимому, неплохое место для жизни их личинок. Впрочем, прекрасные летуны, они проникают далеко от мест своего выплода, например, высоко в горы, а также вглубь безводной пустыни. Днем в нестерпимую жару стрекозы усаживаются на ветви деревьев в тени и отдыхают. Изредка стрекоза, заметившая добычу, взлетает и тотчас же возвращается обратно. Под вечер все многочисленное стрекозье население реет в воздухе, истребляя разнообразных мелких насекомых. Достается, конечно, и комарам. Благодаря стрекозам, мы совсем забыли об этих маленьких мучителях, спим под пологами только из-за возможных неприятностей от скорпионов да каракуртов.
На склоне горы, у самого бивака, среди высохших, торчащих, как столбики, больших зонтичных растений, со всех сторон раздается странное скрипучее стрекотание, напоминающее песни кобылок. Я слышу их впервые, да и певцы, по-видимому, не попадались ни разу на глаза. Я осторожно приближаюсь в сторону звука, но он замолкает, подкрадываюсь к другому певцу, но и тот прерывает несложную песенку. Вот третий, менее чуткий, поет рядом со мной. Но где же он? И я, напрягая зрение, тщательно просматриваю все сухие палочки и, подозревая обман, даже ощупываю их руками. Нет, певцы невидимы, будто в насмешку над неудачным охотником, их песни раздаются со всех сторон.
Проходит немало времени в поисках, пока я слышу загадочный звук у самого уха: «Вот где ты, попался!» — радуюсь я, осторожно поворачивая голову, но рядом со мной стебель высохшего зонтичного растения, никого на нем не видно. Где же он, загадочный певец?
В нижней части стебля темнеет свежая круглая дырочка, ниже ее сухой листик присыпан мелкими опилками. Уж не жителю ли сердцевины сухого стебля принадлежат стрекочущие звуки? Придется поработать ножом. Два-три срезанных стебля — и все становится понятным. В белой тонкопористой сердцевине растения проточены ходы, забитые плотной буровой мукой. Вверху, в конце хода, под самой поверхностью стебля сидит скромно окрашенный серенький слоник размером не более одного сантиметра. Ему совсем осталось немного потрудиться, чтобы выбраться наружу. Вскоре я становлюсь обладателем десятка слоников и удивляюсь, как они в одно время затеяли свое освобождение, в одно время прогрызли боковые ходы, добрались до поверхности своей темницы. Возможно, ради того, чтобы выбраться сразу всем вместе в одну-две ночи и легче встретиться в большом мире, в котором так легко затеряться и так трудно найти друг друга? Не для этого ли и посылаются четкие сигналы, похожие на стрекотание кобылок, обозначающие начало выхода взрослых жуков из детских колыбелек?
Из-под ног вспархивают кобылки-пустынницы. Они будто летающие цветы пустыни. Мне кажется загадочным то, как равномерно они распределены в местах своего обитания, и нигде не встретишь рядом, допустим, скопления скальных пустынниц или кобылок мозера. Может быть, прислушиваясь и приглядываясь друг к другу, каждый держится своего места, как вороны своего гнездового участка. Орел — охотничьей территории, лисица и многие другие звери и птицы своего обжитого района. Допустимо ли такое сравнение существа, стоящего на низкой степени развития, с птицами и зверями, животными более высокоорганизованными!
Мне удалось доказать, что каждая кобылка строго придерживается избранного ею места, об этом было рассказано в очерке «Обжитое место», в главе о кобылках и кузнечиках. Когда мы видим вспархивающих из-под ног кобылок, то это вовсе не паническое бегство от преследователя, а более простая реакция на приближение крупного животного, которое может раздавить в траве маленькое насекомое. В степях и пустынях всегда паслись табуны диких травоядных животных, и сейчас пасутся домашние животные. Поэтому многие кобылки, чтобы зря не прыгать, уступают дорогу, поднявшись же в воздух, одновременно трещат крыльями, привлекая своих подруг.