Начинается подъем на самую высокую часть Калкана. Я, балансируя руками и стараясь не оступиться, иду по вершине острой, как хребет навеки замершего гигантского ящера, горы. Чем выше, тем шире горизонт, яснее синие дали со снежными пиками гор над жаркой и сухой коричневой пустыней и прозрачной узкой полоской реки Или.
По самому коньку горы тянутся следы тушканчика, ящерицы и лисицы. Животные, быть может, так же, как и я, пришли пробежаться по самому верху гигантской туши горы.
Чистый ровный песок, необъятные дали и чувство простора. Кажется, что ты летишь над землей, такое странное ощущение! Песок течет из-под ног вниз струйками, слегка завывает и вибрирует. Мой спаниель Зорька не в меру резва, носится по горе. Журчащий песок ей кажется, наверное, чем-то похожим на воду, она хватает его ртом, пробует на вкус. Вот забавная!
Впереди (как я сразу не заметил, заглядевшись по сторонам) по острому хребту горы перебежками мчится песчаная круглоголовка. Остановится и настороженно глядит на меня из-за гребня бархана внимательным немигающим глазом, будто пытается понять, кто этот невиданный посетитель голого песка, дневного зноя? Странная ящерица, неужели любопытство заставляет ее следовать по моему пути? Я крадусь к ящерице. Животное быстро понимает мои намерения, пугается и, метнувшись вниз молнией, исчезает, тонет в песке, оставляя четкий и предательский след погружения. Я трогаю концом сачка песок в том месте, где кончается след, он взрывается облачком, из облачка выскакивает ящерица и, напуганная, несется вниз в сопровождении собаки, возбужденной преследованием.
Царство голого песка — край погибели для многих насекомых-путешественников. Вот странные извилистые валики над поверхностными подземными ходами. Нетрудно проследить их путь. В одном из концов извилистой полоски я нахожу в песке блестящую белую личинку жука-чернотелки. Для нее эта ночь была последней в жизни. В громадном бархане нет поживы — корней растений, и обессиленное насекомое погибло, истощив силы. Лежит на песке мертвый фиолетово-коричневый жук-навозник со скрюченными ногами. Валяются жужелица, клоп-черепашка, синяя муха, крохотная цикада. Многие попали сюда на крыльях и, упав на раскаленный песок, погибли от нестерпимого жара, другие пришли пешком и тоже не нашли сил выбраться из этого мира голодной пустыни.
За мной по-прежнему неотступно летят двое ос-бембексов в надежде добыть слепней, мне жалко их, неудачниц. Легко перелетают через Калканы желтый махаон, бабочка-белянка, какой-то большой и стремительный жук. Светлая, как песок, почти белая оса летает над самой поверхностью горы и что-то ищет. Скачет маленькая кобылочка-песчаночка, увидев меня, закапывается, наружу выглядывают только голова и спинка. Откуда-то снизу прилетает черная, как смоль, большая муха и пытается назойливо усесться мне на брови. Она заметила на них сверкающие капельки пота и, страдая от жажды, намерена их выпить. Как ей не жарко в такой темной одежде?
Солнце уже высоко поднялось над Калканами, и синяя дымка испарений затянула просторы пустыни и далекие горы. С каждой минутой становится горячей песок, по самому гребню уже нельзя идти, так как на солнечной стороне он жжет ступни ног.
Вот и главная вершина. Пора начинать спуск. Я сажусь и качусь вниз вместе с лавиной поющего песка. Гора начинает реветь и содрогаться мелкой дрожью. Песок обжигает ноги, он нестерпимо горяч. Несколько мучительных прыжков под аккомпанемент ревущей горы, и я с облегчением падаю в спасительную тень куста саксаула. Здесь уже лежит моя Зорька. Ей тоже досталось.
Внизу же царит тишина и покой. Пустыня полыхает жаром. Во рту сухо. Очень хочется пить. Скорее бы забраться в хорошую тень. По-прежнему крутятся осы-бембексы, продолжают путешествие со мной. Наконец, одна, счастливая, схватила слепня, упала на мгновение с ним на землю, но, быстро поднявшись, взмыла в воздух. От куста к кусту перелетают какие-то странные черно-белые бабочки, не спеша и деловито, порхают муравьиные львы, носятся черные мухи, подобно молнии, мелькают необыкновенно быстрые, желтые, как песок, и различимые только по тени муравьи-бегунки. Появилась на мгновение и скрылась в кустах джузгуна змея-стрелка. По горячему песку медленно вышагивает гусеница пяденицы, а на полыни греется на жарком солнце жук-нарывник.
Скорее бы к машине! Путь к ней кажется бесконечно долгим. Собака, упав под тень кустика, присматривается к очередному кусочку тени и, отдохнув, стремительно мчится к нему.
Через несколько десятков минут пути я падаю под растянутый тент, жадно пью воду, молчу, вспоминая поход на Поющую гору, посматриваю на ее вершину, похожую на раскаленный добела металл.