Изредка, шумя разноцветными крыльями, на свет прилетали большие богомолы. Они казались какими-то древними насекомым с большой головой, длинной грудью и примитивными крыльями. Как и палочники, богомолы двигаются медленно, покачиваясь на тонких ногах, поэтому днем их заметить трудно. Обычно медлительный и внешне спокойный, богомол преображается при приближении добычи: наносит молниеносный удар передними ногами, вооруженными острыми шипами, крепко захватывает ее и тут же начинает пожирать. Аппетит у богомолов всегда отличный, съев крупную добычу, хищник принимается ловить другую.
Палочников, богомолов и мух, дневных животных, будил и привлекал к себе яркий свет. Возможно, палочники и богомолы бодрствуют ночью.
Неприятным было посещение фаланги. Большая, серо-желтая, с крупной мускулистой головой, вооруженной темно-коричневыми челюстями, она прибежала поспешно, будто куда-то сильно торопилась, и начала стремительно носиться вокруг фонаря. Я не особенно опасался фаланг, так как они лишены ядовитых желез, но фалангу иногда путают с тарантулом и каракуртом, считают ядовитой.
Скорпионы на свет не шли, но иногда во время ночного путешествия случайно попадали в полосу света. Тогда они останавливались, надолго замирали в неподвижности, поблескивая панцирем, и принимали боевую позу готовности к обороне с занесенным над головой ядоносным хвостом.
Летели на свет и маленькие комарики-галлицы, но, обжигаясь о горячее стекло фонаря нежными, тонкими усиками, тут же падали. Вместе с ними прилетали и крохотные бабочки-моли размером не более трех миллиметров.
Много других обитателей пустыни появлялось на свет фонаря, обогащая наши коллекции. Случалось так, что, собираясь перед сном почитать книгу, приходилось откладывать ее в сторону и приниматься за ловлю насекомых — ночных гостей. А гости все прибывали и прибывали. Порою их было так много, что о чтении и думать не приходилось.
В пустыне, высушенной изнурительным зноем, многие насекомые ухитряются жить в сравнительно прохладном климате: днем спят, спрятавшись в тенистых и прохладных уголках, а ночью бодрствуют.
Пыльная, белая, бесконечная дорога, жаркое солнце и высокие сухие травы. В такт шагам поскрипывает полевая сумка, звякает о лопатку морилка. Этот ритм шагов, скрип и позвякивания тянутся уже давно.
На дорожной пыли всюду видны следы. Вот гладкая извилистая полоска. Это проползла змея. Вот короткие закорючки, а посредине них тонкая линия. Это пробежала ящерица. Вот странные запятые, собранные в кучки, — это ковыляла жаба. Мелкий узор из нежных штрихов — прополз какой-то жук.
На самой середине дороги неподвижно застыл большой серый слоник с длинным хоботком. Жив ли он? Я поднимаю жука, рассматриваю в лупу. Мои манипуляции не производят на него впечатления. Он неподвижен, но его конечности гибки, в ногах чувствуется сила, усики едва-едва трепещут.
— Перестань притворяться, — говорю я своему пленнику и подбрасываю его в воздух, поглаживаю по спинке, расправляю цепкие ноги.
Но слоник по-прежнему ко всему равнодушен, его черные глаза невыразительно и тупо смотрят на окружающее.
На дороге копошатся муравьи-жнецы, выскакивают из своего подземелья, но, убедившись в том, что царит жара, заползают обратно. Недавно было пасмурно, прохладно, и жнецы работали, а вот сейчас печет солнце, все, кто выползли наверх, спешат обратно в прохладное помещение. Муравьи, такие опытные сигнализаторы, на этот раз не сумели сообщить всем, что солнце вышло из-за тучи и опалило жаром землю. Может быть, выскакивают наверх только одни неугомонные? Интересно посмотреть, сколько времени будет так продолжаться! Но путь еще далек, пора проститься со слоником и прибавить шагу. Я кладу своего пассажира около входа в муравейник.
Жнецы — мирные вегетарианцы. До слоника никому нет дела. Но он почуял муравьев. Куда делось его притворство? Затрепетали усики, вздрогнули лапки, зашевелились ноги, замахали в воздухе. Жук перевернулся и помчался во всю прыть от мнимой опасности. Да так быстро, что нельзя уследить глазами. Вот какой обманщик!