Но самым, пожалуй, интересным стал царский эксперимент хана Акбара. Автор «Общей истории империи моголов» (Париж, 1705), подробно описывая его, перечисляет и родные языки собранных ханом мудрецов. Акбар «захотел узнать, каким языком стали бы говорить дети без всякого обучения, так как он слышал, что еврейский язык был естественный язык тех, которые не были научены никакому другому. Для этого он взял двенадцать грудных детей, заключил их в замок, в шести милях от Агры, и отдал на воспитание двенадцати немым кормилицам. Привратнику, который был также немой, запрещалось под страхом смерти отворять ворота замка. Когда они достигли двенадцатилетнего возраста… то он велел привести их к себе и призвал в свой дворец людей, знающих все языки. Один Еврей, находившийся в Агре, должен был судить, по-еврейски ли будут они говорить. Было не трудно отыскать в столице также Арабов и Халдейцев. С другой стороны, Индийские философы утверждали, что дети заговорят на Санскритском языке, который у них заменяет Латинский и который в употреблении только у ученых, изучающих его для того, чтобы понимать древнеиндийские философские и богословские книги. Но когда дети предстали перед Царем, все были поражены — они не говорили вовсе ни на каком языке. Они научились от своих кормилиц обходиться без всякого языка и выражали свои мысли одними жестами, которые им заменяли слова. Они были пугливы и дики, так что было довольно трудно добиться того, чтоб они перестали пугаться чужого сообщества, и развязать им языки, которые они редко употребляли во время своего детства».
Наш здравый смысл подсказывает нам, что сами заговорить на древнееврейском языке дети, конечно, не могли. Но, как видим, собравшимся у хана Акбара это было вовсе не так очевидно. Напротив, то, что дети не заговорили ни на каком языке, было для них потрясением.
Вполне вероятно, что была еще одна попытка, о которой рассказывает А. Сеннерт: «Некоторый Государь приказал, отделив тридцать младенцев, воспитывать их особливо; от них после не можно было услышать ничего, кроме непонятных и худо произносимых слов».
Отмечу одну деталь: скептицизм здравого смысла, видимо, усиливается, иначе трудно объяснить, почему Псамметих в VII веке до н. э. довольствовался двумя детишками, а «некоторому Государю» Сеннерта понадобилось тридцать. Но усиливается он так медленно, что еще в XIX веке о царском эксперименте можно было рассуждать вполне серьезно: «…одна Шотландская дама, стоявшая в моем доме, рассказала мне, как один из древних королей ее отечества, желая открыть первоначальный язык, отправил двух детей на один из необитаемых Гебридских островов под присмотром немой старухи…»
Лично у меня наибольшее сомнение вызывает самый удачный эксперимент — тот, который был проведен Джеймсом IV. Если бы дети заговорили при мне на чистом древнееврейском или на другом столь же славном языке, я был бы потрясен не меньше гостей хана Акбара, ибо здравый смысл тут же бы подсказал мне: это невозможно. Кстати, именно отрицательные результаты некоторых экспериментов наводят на мысль, что они действительно проводились; иначе дети «заговорили» бы на всех языках, которые в те времена считались самыми древними.
Язык жестов
Что греха таить, и сами мы порой смотрим с неприязненным удивлением на группки глухонемых, активно жестикулирующих. Некоторым кажется неприятной слишком переменчивая и выразительная мимика глухонемых, напоминающая гримасы, некоторых раздражает непрерывное быстрое мелькание пальцев и кистей рук. Иногда приходится слышать: «Не машите руками, вы мне мешаете!» Люди, которые так говорят, почти ничего не знают о глухих, им трудно представить, в какой глубокой изоляции оказались эти больные. «Самая большая роскошь на земле — роскошь человеческого общения», — писал Антуан де Сент-Экзюпери. А именно самого элементарного общения и лишены глухонемые. Как мы не ценим порой тихой дружеской беседы, задушевного разговора у костра, шепота при свете ночных звезд. Лишь язык жестов в какой-то степени способен компенсировать глухонемым утраченную прелесть общения. Вероятно, жестовое общение зародилось задолго до возникновения устной речи. Язык жеста был понятен дикарям, говорившим на разных наречиях. Многие жесты распространены повсеместно, понятны в любом уголке земного шара — например, местоимения «я», «он», «ты», наречия «направо, налево, прямо», глаголы «пить», «есть», «слушать». В то же время многие, впервые прибывающие в Болгарию, бывают удивлены, что кивок головы, означающий для всех нас «да», для болгарина значит «нет», а если он хочет сказать «да», то энергично мотает головой слева направо. Аналогичные знаки отрицания и согласия распространены в Турции, Индии и некоторых других странах Востока.