— Черт с тобой, — крикнул папа-зверек в спальню сына, — вымой шею и достань новые серые штаны! Завтра идем к твоим дурам. Но помни, я это делаю, только чтобы ты убедился, до какой степени мы им безразличны!
— Ура! — заверещал зверек-сын.
— Вот увидишь, завтра мы придем, и они устроят нам от ворот поворот! — бурчал папа, пытаясь выгладить собственные парадные брюки, пожизненно и безнадежно смятые и к тому же заляпанные тортом с того самого дня рождения, на котором он познакомился когда-то с будущей матерью своего сына, давно проживающей отдельно с каким-то зверцом. — Никому мы не нужны! Они будут тортики жрать, а нам с тобой вынесут огрызок яблока и вчерашний суп в корытце! Они нас только затем и зовут, чтобы посрамить!
Когда Митя блаженно засопел в предвкушении завтрашнего праздника, папа-зверек внезапно вспомнил, что на день рождения полагается дарить подарки. Собственно, сам он не получал подарков, за исключением трогательных детских безделок, с тех самых пор, как на его собственный день рождения Митина мама сказала, что уходит от него навсегда, того подарка ему хватило надолго. Но зверюши в этом никак не были виноваты, и следовало подарить им что-нибудь более симпатичное.
— Что же они, дуры, любят, — бормотал под нос папа-зверек, посасывая свою давно погасшую трубочку. — Чего же им, дурам, надо… Помнится, знал я одну зверюшу, но что же она любила? Иногда казалось, что меня, но ведь все они такие вруши… вруньи, я хотел сказать… Да и какой из меня сейчас подарок? — Папа-зверек скептически оглядел свое толстое пузо, рваные штаны и свалявшуюся шерсть. — Может быть, подарить удочку? Но ведь они жалеют рыбу… Может быть, трубку? Но они не курят… Зажигалку? Но что им поджигать… Бутылку дурной воды? Но она нужна мне самому, да и не пьют они дурной воды, а только, небось, нектар… тьфу, как с ними трудно! То ли дело мы, зверьки! Помнится, та зверюша очень любила цветы. Но где ж я им в нашем городе возьму цветы? Разве что у них возле дома нарвать? Но боюсь, это будет не совсем подарок…
Папа-зверек высунулся в собственный заросший огород, где в изобилии разросся бурьян с осотом, но не обнаружил ничего, кроме нескольких кустов дурак-травы и других бредоносов с вредоносами вперемешку.
Среди растений, как известно всякой зверюше, встречаются знаменитые своими особыми свойствами медоносы, вредоносы и бредоносы. Медоносами называются те, с которых пушистые трудолюбивые пчелы собирают вкусный и полезный мед. Вредоносами называются растения, приносящие вред. Бредоносами называются растения, после употребления которых зверьки начинают нести бред.
Наиболее распространенными в зверьковой среде бредоносами являются дурак-трава, настойка которой приводит зверьков сначала в восторг, а потом в отчаяние и озлобление, и опасная трава хрень, особенно ненавидимая зверюшами. Внешне хрень представляет собой нечто среднее между хреном и сиренью — травянистое растение с широкими листьями и лиловыми пахучими цветочками. Запах хрени дурманит, вызывает головную боль и галлюцинации. Зверьки обожают отвар листьев хрени и ее тертый корень, обладающий сильным привкусом мыла. От хрени зверькам начинает мерещиться всякая хрень — злобные враги, идущие их колотить, красавицы-зверки, чешущие зверькам пятки, и коварные зверюши, намеренные их сожрать. Зверек, наевшийся хрени, лежит кверху пузом, задрав короткие толстые лапки и яростно ими отбиваясь от невидимого противника. Иногда на лице зверька блуждает блаженная улыбка. Сеанс употребления хрени заканчивается страшной головной болью и злобой на весь свет. Охреневший зверек бессильно валяется на подстилке и беспрерывно просит водички. Если рядом случится добрая зверюша, она ее приносит. Если рядом нет никого доброго, зверек сам, стеная и кряхтя, добирается до ручья и долго, с жадностью, лакает. При этом он клянется никогда больше не прикасаться к хрени, но хватает его, как правило, ненадолго.
Папа-зверек безнадежным взглядом обводил окрестности, не видя среди буйства сорняков ни одного цветочка, если не считать ими синевато-малиновые верхушки репьев или крошечные пятнышки отцветающей пастушьей сумки. Но у крыльца из сухой земли одиноко торчал голый кривой стебелек, слегка увитый пыльной зеленью и украшенный тремя желтыми цветками. Папа-зверек воспрял духом и дернул жесткий стебель, желая сорвать растеньице, но стебель выдернулся вместе с щеткой корней, так что папа сразу решил дарить цветок в горшке и занялся поисками горшка. Горшка он не нашел, а нашел только банку из-под зеленого горошка. Он открутил торчащую острую крышку, насыпал в банку земли, воткнул туда сиротливый стебелек и залил водой. Подарок был готов.
Все утро маленький зверек Митя клеил бумажный самолет, потому что их он клеил очень хорошо, а ничего другого не умел. А папа-зверек, время от времени озабоченно проверяя, не сдох ли в горшке его цветочек (тот и впрямь повесил уши), мучился с парадными штанами, которые когда-то так замечательно сходились на красивом молодом зверьке, а теперь не застегивались на мягком папином пузе. Папа переставил пуговицу и страшным усилием застегнулся. Результат ему не понравился, потому что бока висели над штанами толстым валиком, а на колене красовалось то самое тортовое пятно. «Фу, — сказал папа сам себе и переоделся в свои уютные затрепанные джинсы. — Так и пойду. Не шикарно, зато и дураком не буду выглядеть». Правда, для шику папа все-таки прицепил на свою выгоревшую кепку три голубых сойкиных пера, которые ему подарил сын как раз на последний день рождения.
Чем ближе зверьки подходили к домику с павлином, тем больше папа-зверек стеснялся и своих джинсов, и перышек, и больше всего — невзрачного цветка в жестянке из-под горошка. Ему казалось, что все встречные зверюши над ним потешаются, а все встречные зверюши только умилялись и шептали про себя: «Ахти! Какие удивительные зверьки!».
Зверюши, когда умиляются, восхищаются или огорчаются, как правило, всплескивают лапками и говорят «ахти!» — это любимое зверюшливое выражение на все случаи жизни. Вообще же зверюши говорят быстро, кругленько и весело. Они никогда не ругаются всеми теми словами, которые (как и мы с тобой) отлично знают, но не произносят вслух.
Зверьки же не прочь повыпендриваться друг перед другом или шокировать зверюшу дикообразной руладой. Зверюши гневно машут ушами и ворчат: «Как ты, зверек, нехорошо говоришь, будто какашками плюешься». «Кака-ашами», — издевательски пищат зверьки, но чувствуют себя очень глупо и дразнятся, чтобы не чувствовать.
Дома у зверюш зверьков ждали мама с дочкой, уже наряженные в накрахмаленные платья и расчесавшие усы. На столе стояла еда, покрытая вышитыми салфетками, и вкусно пахла.
— Сейчас еще бабушка придет, — сказала маленькая зверюша, не сводя глаз с большого бумажного самолета.
— Это вам, — скромно сказал зверек.
— Мама! А можно он у меня в комнате будет висеть?
— Если будет порядок — можно, — согласилась мама-зверюша, и дети поволокли самолет наверх, прикреплять его к лампе.
— Вот я тут… подарок… типа с днем рожденья… — забормотал папа-зверек, краснея, бледнея и желая провалиться сквозь землю вместе со своей жестянкой.
— Ахти! Какая прелесть! — обрадовалась мама-зверюша. — Сурепка! Какая желтенькая! У меня такой нет. Вот я ее тут устрою, ей здесь будет хорошо.
Она водрузила сурепку на подоконник среди многочисленных горшков с пышными цветами и красивыми листьями.
— А вот это что? — безнадежно спросил папа-зверек, наугад тыкнув в свисающие со шкафа зеленые листья.