– Она в окно глядит
– Почему она так смотрит? – спросил я.
– Так она в окно на нас глядит.
– В какое окно… Это же… – тут я обратил внимание на сам ящик, он словно был без экрана, казалось, действительно это не экран, а окно без стёкол. Я приблизился рассмотреть детальнее, как вдруг надо мной раздалось знакомое искрение. У основания люстры искры разбегались, как насекомые, в разные стороны, из розеток также побежали по стенам искры, вокруг всё затрещало, моделька подползла ко мне и крепко обняла, ведущая в телевизоре, глядя на нас, добро заулыбалась. Весь этот треск слился в один поток шума, из которого выскакивали разнообразные фразочки вроде «дрянь такая», «предательница», «гулящая», «изменщица», «врёт она всё, врёт». Я закрыл уши, отошёл от модельки и ринулся в комнату с балконом, я хотел увидеть их, тех, кто внушает мне это. На соседней крыше, на том самом месте, где была антенна, теперь водрузился фантастического вида пулемёт или лазерная пушка. Там был человек, он направлял пушку прямо на меня, он двигал ей, словно обстреливая слева направо, казалось, он еле её удерживает, пушка была массивной, с огромным числом разноцветных лампочек и кнопочек. Под её прицелом моя голова стала нагреваться, давление росло, и казалось: вот-вот голову разорвёт изнутри. Всю квартиру обтянуло электрическими нитями, они издавали многотысячный хор из тоненьких, дребезжащих голосков, они пели нецензурную брань, наложенную на популярные мотивы. Все оскорбления были на этот раз уже в мой адрес, мол, я неудачник, моё место среди бомжей с мусорки, я урод и так далее. Пребывая в шоке, я повалился на пол и стал закрывать руками голову, рефлекторно пытаясь защититься от направленной атаки внушателя. Голоса пропели: «Онааааа!», я посмотрел в сторону двери и стал с ужасом наблюдать, как, размером в половину дверного проёма, выглядывает из-за угла голова модельки с безумным, злобным лицом, она то выглядывала, покачивая своей гигантской головой, то скрывалась за углом и опять и снова. Хор пропел «она голодна, она голодна". Голова снова появилась из-за угла и закачалась, я потерял контроль над собой, я закричал отчаянно «Нееет!!!». Затем выбежал на балкон и прыгнул из балконного окна вниз. Это был шестой этаж, я был в чём мать родила, но меня спасло дерево, на которое я налетел. Между стволов я повис, весь изрезанныё, потом завершил падение уже с меньшей высоты. Но, несмотря на страшные ушибы, царапины и раны, я встал на ноги и, шатаясь, побежал дальше. Дворы были полны народу, я споткнулся, упал и обернулся, в окне моделька уже с головой нормальных размеров, с телефоном в руке, кому-то машет и указывает на меня, мол, вон он, хватайте его, с другого конца двора виднелась скорая помощь, она только заехала, я вскочил, ринулся через кусты, выбежал к арке в соседний двор, там шла старушка, тепло одетая не по погоде, я же, напротив, нагишом кинулся к ней с криком:
– Снимай плащ, живо! Плащ!
Старушка тут же вручила мне свой старый плащик, я обернулся в него, воровато оглядываясь, занырнул в густую чащу, где был кошачий дом, я лёг за ним, свернувшись в клубок, кошки сперва испугались, но потом полезли на меня обнюхивать. Меня била дрожь. Я слышал, как проехала неотложка в сторону моего дома, потом вроде всё поутихло, но что делать дальше, совершенно было неясным. Тут коты устроили возню, накинулись на что-то гурьбой и закатались по дорожке, из-под этой кучи-малы выползла окровавленная крыса и шмыгнула в сторону, коты за ней. «Так это же! – вдруг заиграли мысли, мозг вышел из ступора. – Это Наружка! Бежать, бежать, где-то скрыться… К маме! И по плану так. Значит, к ней, и диктофон, не забыть про диктофон....»
У кошкиного дома стояла глубокая старая миска. Она была не кристально чистой, но всё же я надел миску на голову, придерживая рукой, а второй прикрывая плащ. Рысью, перебежками стал двигаться в сторону маминого дома. Благо она жила в этих же окрестностях, пришлось преодолеть подземный переход под Савушкина, но люди не сильно пугались моего вида. С залива дул сильный ветер, раскрывая мой плащ, пройти незамеченным никак не удавалось, но я верил, что миска спасает от внушателей и что до мамы я доберусь без хвоста. Добравшись до места, я почувствовал себя в безопасности, как ребёнок, потому что раз я у мамы, то уж здесь ничего плохого точно не случится, враг не пройдёт, не осмелится обидеть человека преклонного возраста, у которого дома всегда идеальный порядок и непоколебимое душевное равновесие. Я сидел у старенькой мамы на больных коленках с миской, в которую вцепился мёртвой хваткой, согнувшись в три погибели, и всё никак не мог прийти в себя.