После наступления темноты мы отправились в поход, призванный оградить нас от опасности, подобной пережитой этой ночью. Идею подал Ламбертини, а Лида взяла на себя исполнение. Звериное чутье, помноженное на человеческие экстрасенсорные способности, позволяло ей за километры чувствовать, где находятся стойбища подобных нам мохнатых яйцекладущих гигантов. На острове длиной около пятидесяти и шириной от одного до примерно десяти километров таких стоянок оказалось две - одна неподалеку от места, в которое мы с Лидой перенеслись в самом начале, а другая совсем недалеко, прямо за ближайшими горами. Коты принесли нам тушки четырех зверьков, напоминающих крыс размером со среднюю собаку, и впрыснули внутрь растерзанной плоти сок от нескольких горстей смертоносных коричневых ягод. Потом они показали нам удобный путь через перевал... Ночь была довольно светлой, и мы без труда добрались до противоположного берега, оставив приманку около пещер, в которых спали те, кто при неблагоприятных обстоятельствах мог стать нашими главными врагами. Мы отчетливо понимали, что подобные нам, особенно не обладающие разумом, никогда не откажутся от падали. Впрочем, главный вопрос, который не давал нам покоя тогда и иногда преследует меня сейчас, состоит в другом "А что если бы кто-то из них оказался разумным и был на нашей стороне?" Тогда Лида уверяла меня, что не чувствовала там никакого разума. Как всегда, я склонен верить ее чутью, да и мысль о том, что в любой момент эти существа могли стать разумно-чужими, придает уверенности в правильности сделанного нами в ту и следующую ночь, когда мы совершили рейд ко второму стойбищу. Но все же содеянное нами тогда останется темным пятном в моих воспоминаниях и еще долго будет омрачать мою жизнь.
День 4-й
Под моим руководством удалось выплавить бронзу. Во время похода на другую сторону острова я профессиональным взглядом металлурга увидел на склоне горы породу, содержащую медную руду. Потом мы с Савельевым и Ламбертини долго разводили большой костер (маленький здесь поддерживают постоянно, чтобы не мучиться с первобытной процедурой розжига трением), сделали две глиняные формочки и отлили первые изделия - миниатюрный нож и медальон. Все племя собралось вокруг нас и с восхищением смотрело на эту победу технического прогресса.
Потом обсуждали планы строительства плота, чтобы перебраться на материк, отделенный от обратной стороны острова проливом шириной в несколько километров, но решили, что пока это слишком рискованно и бессмысленно.
И наконец, самое главное. Вечером Оливейра долго медитировал, то заходя в каменный круг, то покидая его пределы, добавлял в него небольшие камешки, потом велел нам с Лидой принести еще два больших и снова долго сидел в центре, глядя на постепенно проступающие на темнеющем небосводе звезды.
"Оно работает! Я был там, дома, по-настоящему, прямо сейчас, даже не в солнцестояние!" восторженно воскликнул он, выйдя из ритуального сооружения и указывая лапой на верхние звезды простирающегося в зените Лебедя.
Я пошел следующим и уселся в центре круга, пристально глядя на небо. Сначала я ничего не чувствовал и даже готов был посмеяться над сказками бразильского шамана, но через пару минут, когда расслабился и от усталости после насыщенного дня стал проваливаться в обволакивающую сознание дремоту... Это было невероятно! Я сидел одновременно здесь, в теле полумедведя-полуящера, и дома у телевизора с газетой в руках. Да, я смотрел вечерние новости и отчетливо слышал, что говорилось о каком-то коррупционном скандале, разгадывая кроссворд в телепрограмме и погружаясь в легкую полудрему от ощущения тепла и уюта после полного забот морозного дня. Это длилось несколько минут, а потом растаяло вместе с полусонным состоянием, из которого меня вырвала Лида словами "Иди чай пить!" и "Ну хватит дурака валять, уступи место другим!", потревожившими мой медитирующий разум одновременно в двух мирах.
Потом в круг по очереди заходили почти все, но контакт получился только у восьмерых. Мы еще долго обменивались грустными взглядами и обрывками воспоминаний, а потом, задрав головы вверх, неотрывно глядели в темную бесконечность за созвездием Лебедя, издавая тоскливые звуки, прежде чем мы с Лидой отправились в поход к оставшимся логовам потенциальных врагов. По дороге мы долго говорили о доме, который ей, несмотря на все способности, увидеть почему-то не удалось.
День 5-й
Утром, вскоре после возвращения из похода, я почувствовал себя плохо. Появились озноб, резь в горле и тошнота. Ламбертини принес мне какие-то целебные листья, но легче от них не стало. Он сказал, что заболели еще пятеро, и нас надо изолировать от других, чтобы избежать распространения эпидемии. Весь день я провалялся в тенистой расселине, изнемогая от охватившего меня недуга. Несмотря на запрет, Лида провела этот день рядом со мной, делая пассы вокруг моей головы и угощая меня отборным мясом. В какой-то момент мне стало лучше, но к вечеру жар стал нестерпимым, и сознание начало постепенно ускользать из моей раскалывающейся от боли и кружащейся головы. Лида привела Оливейру. Он взял меня за лапу и долго смотрел мне в глаза, а потом произнес: "Я могу изгнать из тебя болезнь, но только вместе с твоей душой, которая рвется домой. Иди в круг и возвращайся. Я допустил ошибку, открыв вчера канал. Уже ушли трое из тех, кто нашел там себя, ты четвертый. Завтра я уберу несколько важных камней и буду класть их на место только по особым случаям".
"А ты... ты сам не рвешься туда?", спросил я его.
Он помолчал, сложив лапы на груди, устремил взгляд вверх, потом вниз и чуть слышно прошептал "Мой долг - быть здесь".
Из последних сил я дополз до круга. Лида поддерживала меня, поминутно причитая "Не уходи, ну пожалуйста, как же я здесь одна без тебя? Ну что ты там забыл?". У самых камней мы обнялись, и она проводила меня словами "Иди, возвращайся и будь счастлив. Передай привет мне. Возможно, я тоже вернусь".