— Значит, не вы заклинили окно? Чтобы не дребезжало во время бури? Когда закрывали его на ночь?
Найджел покачал головой.
— Я? Никогда! Я закрыл окно, но про клин ничего не знаю. — Казалось, он размышляет, что лучше: вознегодовать или продолжать завороженно пялиться в пространство. — Вы же видели меня там, — пробормотал он.
— Видел. Ваша одежда была мокрой. Рама с треском опустилась, когда я вошел.
Найджел кивнул, пристально глядя на Аллейна.
— Зачем вы открывали окно? — спросил Аллейн.
И вновь Аллейн почувствовал, как все напряглись.
— Чтобы посмотреть, — ответил Найджел.
— Посмотреть на что?
— Они ничего мне не рассказывают! — взорвался Найджел. — Я видел, как они говорили, слышал кое-что.
— Что?
— Разное, — буркнул Найджел и замкнулся в угрюмом непробиваемом молчании.
— Странно! — небрежно заметил Аллейн. — Получается, никто из вас не знает, кто заклинил окно полковника, так? Что ж, в свое время это выяснится. У меня остался к вам один вопрос. Ко всем вам. Но прежде, чем я задам его, хочу напомнить о том, что сказал в самом начале. Со всей серьезностью я прошу не бояться, что вас стараются поймать в капкан, и не думать, что ваше прошлое хотя бы в малейшей степени повлияло на мои суждения. Итак, уверен, вы все знаете о ловушке, расставленной для моей жены. Вы рассказали им, Кокс?
После долгого молчания Мервин ответил:
— Упомянул, сэр. — И тут же вспылил: — Мадам знает, что я этого не делал. Мадам мне верит. Да я бы не стал, ни за что. Зачем? Спросите мадам. Она вам скажет.
— Хорошо, хорошо, никто и не говорит, что вы это сделали. Но если не вы — а на данном этапе я согласен с таким предположением, — то кто же? Есть какие-нибудь соображения?
Прежде чем Мервин успел ответить, в беседу вновь со страшным ревом встрял Найджел.
— Он умышлял зло! — проорал второй слуга.
— Кто?
Четверо других заговорили разом с очевидной целью заткнуть Найджела и затеяли настоящую перепалку меж собой. Аллейн унял слуг, поднявшись; самый громкий крик был бы менее эффективен.
— Кто и против кого злоумышлял? — обратился он к Найджелу.
— Оставьте меня в покое! И не встревайте между мстителем и его гневом, а то всем нам придется худо.
— Нельзя ли расшифровать, нам страшно интересно, — попросил Аллейн и, похоже, сказал чистую правду: остальные молчали, словно воды в рот набрав.
— Давайте же, Найджел, — тормошил его Аллейн. — Кто это был?
— Он. Тот, кого гнев Господний вырвал из наших радов.
— Молт?
— Совершенно верно, — ответил Найджел, с озадачивающей молниеносностью превратившись в нормального человека.
С этой минуты беседа потекла по иному руслу. Найджел замкнулся в мрачности, не предвещавшей ничего хорошего, а остальные принялись с ослиным упрямством избегать сколько-нибудь определенных высказываний по любому вопросу, заданному Аллейном. Катберт, нехотя взявший на себя роль спикера, заявил, что имеется доказательство —он с нажимом произнес это слово, — что ловушку подстроил Молт. Когда же Найджел громко выкрикнул: "Злоба!" — Катберт лишь пожал плечами, давая понять, что Найджел не в состоянии отвечать за свое поведение. Был ли Молт на самом деле злобным и пакостным человеком, осведомился Аллейн, и все сделали вид, будто не понимают, о чем идет речь. Аллейн решил рискнуть. Несомненно, сказал он, они все знают об анонимных и оскорбительных записках, подброшенных в комнаты Форестеров и Крессиды Тоттенхэм, и о мыле в ячменной воде мистера Смита.
Слуги явно предпочли бы отрицать всякую осведомленность, но Аллейн надавил и постепенно выудил, что Крессида что-то такое говорила, а Котеночек случайно услышал, и что мистер Смит с пристрастием расспрашивал Найджела, и что сам Молт "упоминал" о происшествиях.
— Когда? — спросил Аллейн.
Никто не помнил точно когда.
— Где?
Память и на сей раз подвела слуг.
— А не здесь ли, в этой комнате, вчера утром?
Слуги явно удивились и встревожились.
— Откуда?.. — начал Найджел и осекся. Остальные ожгли его яростными взглядами.
— Откуда я знаю, вы хотели спросить? — продолжил за него Аллейн. — Ваша беседа была довольно шумной. Ее подслушали. К тому же видели, как Молт выходил отсюда. Вы обвинили его в устройстве всяких пакостей с намерением насолить вам, не так ли?
— Нам нет нужды отвечать, — пожал плечами Винсент. — Это вы сказали, не мы. Мы вообще молчим.
— Да ладно, — сказал Аллейн. — Вы не любили его, так? Это было совершенно очевидно. И его манеры давали вам некоторый повод для неприязни.
— Всякое случается, сэр, — произнес Катберт. — Однако из этого еще не следует, что мы имеем какое-либо отношение... — Его звучный голос дрогнул. Он резко махнул рукой. — ...к тому, что он сделал, и как он пропал.
— Согласен. Не следует.
— У нас своя дорога, сэр, а у Молта своя.
— Верно. Но только по какой дороге пошел Молт и куда она его привела? Вот в чем вопрос.
— Прошу прощения за бестактность, — подал голос Котеночек, — но выяснить, что да как — ваша обязанность, сэр. Не наша.
— Конечно, — весело подхватил Аллейн, — это моя обязанность. Иначе не стал бы целых полчаса биться головой о бетонную стенку. Подведем итог. Никто из вас ничего не знает или не готов поделиться своими знаниями об оскорбительных записках, ловушке, мыле в ячменной воде и заклиненном окне. А также никто из вас не готов прояснить вопрос о ссоре, случившейся в этой комнате вчера утром. Если не считать теории Найджела, что Молт погряз в грехе, а именно в грехе алкоголизма (с чем вы все согласны), вам нечего предложить следствию. У вас нет никаких соображений по поводу исчезновения Молта, и вам, похоже, наплевать, жив он или мертв. Все правильно?
Ответом ему было молчание.
— Отлично. Вы не только долго и упорно морочили мне голову, но и почти погубили перспективу деловых отношений, которые я надеялся с вами установить. А самое главное, ваша линия поведения столь откровенно незамысловата, что удивительно, как у вас хватает наглости ее придерживаться. Спокойной вам ночи.
3
Мистер Рэйберн ждал в холле, сгорая от нетерпения поведать Аллейну о полицейских собаках и меховых сапогах. Пес Бак, с ухмылкой всезнайки восседавший рядом со своим проводником, взял два раздельных следа, идущих из раздевальни через крыльцо, в полном соответствии с передвижениями Друида. Туда и обратно, видимо, сказал Рэйберн. Однако иных далеко ведущих следов обнаружено не было. Попытка найти что-либо ценное между входными дверьми потерпела провал. Аллейн предположил, что собак смутило обилие запахов у входа. Таким образом, пожаловался Рэйберн, все, что удалось извлечь из собачьих бегов, укладывается в хорошо известный факт: Молт выходил из раздевальни, вернулся туда и больше на крыльце не появлялся, если, конечно, его не вынесли или он не переобулся.
— Попробуйте дать собакам тапочку из комнаты Молта, — посоветовал Аллейн. — Посмотрим, что получится.
— Что-то не улавливаю.
Аллейн объяснил. Рэйберн уставился на него.
— Понятно, — произнес он. — Да, теперь понятно.
Тапочку принесли и положили перед Баком. После того как пес уделил ей должное внимание, его вывели во двор, где он некоторое время принюхивался и махал хвостом, демонстрируя очевидную растерянность. Второй пес, Мак, также не проявил интереса ко двору. Когда псов привели в раздевальню, оба отреагировали на запах весьма энергично, однако полностью игнорировали второй меховой сапог и пол под гримировальным столиком.
— Ну и что, — сказал Рэйберн, — мы и так знаем, что он там был. И не только когда переодевался для представления, но и раньше, когда подготавливал комнату для полковника. И все-таки... Похоже, вы Нравы, провалиться мне на этом месте. Что дальше?
— Боюсь, нам придется залезть на ту свалку, что когда-то была оранжереей. Как идут наружные поиски?
— Как и ожидалось в нынешних условиях, плохо. Ребята стараются вовсю, но, если он и лежит там, они могли уже сто раз пройти мимо и не заметить. Разве здешняя банда головорезов не прочесала оранжерейные развалины?