— Вот и все, господа, — раздался деловитый голос Крэнча. — Дело законников решить, достаточны ли эти доказательства, чтобы объявить Франсиску наследницей состояния ее отца. Для меня же они достаточны, они дали мне возможность искупить содеянное зло, заняв место ее отца. В конце концов это была случайность.
— Это была воля божья, — торжественно произнес отец Педро.
Это были последние слова, которые он к ним обратил. Когда туман начал подбираться к берегу, ускоряя их отъезд, он отвечал на их прощальные слова лишь молчаливым пожатием руки, не разжимая губ и глядя на них отсутствующими глазами.
Когда звук весел затих вдали, он велел Антонио отвести его и Санчичу назад к погребенной в песке лодке. Там он приказал ей встать на колени рядом с ним.
— Мы будем отбывать здесь свою епитимью, дочь моя, ты и я, — сурово проговорил он.
Когда туман мягко сомкнулся вокруг этой странной пары, закрыв море и берег, отец Педро прошептал:
— Скажи, дочь моя, все было вот так же в ту ночь, когда ты ее нашла?
Когда с невидимого в тумане судна донесся скрип блоков и канатов, он опять прошептал:
И это ты тоже слышала тогда?
И так всю ночь он тихим голосом напоминал едва соображавшей, что происходит, старухе, как плескались волны, как шумели вдалеке буруны, как то светлел, то сгущался туман, как в нем возникали фантастические тени и как медленно пришел рассвет. А когда утреннее солнце рассеяло пелену, покрывавшую море и землю, за ними пришли Антонио и Хосе. Осунувшийся, но не согбенный, он стоял возле дрожащей старухи и, протянув руку к горизонту, где еще виднелся белый парус, посылал ему вслед свое благословение:
— Vaya Usted con Dios.[*]
[Идите с богом! (исп.).]