Сейчас, в пятницу, да еще во второй половине дня, нечего даже было и думать застать его в служебном кабинете, а посему, как веско рассудила Катя, незачем было ей и возвращаться «с похорон, да на бал». Информации ноль. Авось минуют выходные, наступит понедельник – день тяжелый, глядишь, что-то и прояснится.
И когда Мещерский повторил свой вопрос о том, куда она собирается «после всего», Катя честно призналась, что никаких планов у нее нет.
– Как Вадька, мне же еще вещи его собрать надо… А вообще, если честно, мне с Лизой пообщаться хотелось бы, – сказала она, – сто лет мы с ней не виделись.
Лизу Гинерозову Катя знала с песочницы. Некогда они жили по соседству на госдаче. Впоследствии Лиза не часто, но весьма регулярно возникала на Катином горизонте. Подругой ее было назвать нельзя, но доброй старинной приятельницей – пожалуй.
Лиза окончила с отличием институт имени Мориса Тореза (она никогда не утруждала себя полной аббревиатурой этого учебного заведения) и работала переводчиком с итальянского и французского языков в издательстве «Иностранная литература». Потом внезапно открыла в себе талант журналиста (в издательстве стали платить сущие гроши) и начала пристраиваться на работу в богатые и стильные модные журналы. Сейчас она подвизалась «обозревателем от кутюр» в «Стиле нового века», получала гонорары в конвертированной валюте, пичкая своих читателей обширными компиляциями из изданий, финансируемых крупнейшими домами итальянской моды.
Именно с момента своего «откутюрства», как невесело шутила Лиза, словечко «стиль» стало для нее общеупотребительным: Лиза ценила и особо выделяла стиль во всем.
Катя даже подозревала, что это сорное словечко было ключевым и в самом главном на сегодняшний момент счастливом событии Лизиной жизни – ее предстоящем бракосочетании со Степаном Базаровым, внуком того самого Кирилла Арсентьевича, гроб которого все никак не могли торжественно придать земле: высокая делегация все задерживалась и задерживалась.
Лиза стояла рядом со своим будущим свекром Владимиром Кирилловичем Базаровым – старшим сыном «патриарха». Катя видела в толпе ее склоненную рыжую головку, букет белых роз, который Лиза крепко прижимала к груди. Лизу, конечно, нельзя было назвать красавицей, но порода и шарм в ней были. А еще обаяние. А еще удивительный взгляд (такой, пожалуй, не забудешь) огромных серых глаз. Такими глазками можно сразить сердце даже такого завидного жениха, как этот Степка…
Много лет назад Базаровы тоже жили на госдаче. В оные времена Владимир Кириллович трудился на посту завотделом ЦК, затем перешел на руководящую работу в Министерство нефти и газа. Когда впоследствии, в начале 90-х, в стране все резко изменилось, он нашел себе теплое местечко в совместном российско-канадском предприятии и там начал процветать и сколачивать капитал. И сейчас, в мае 1997-го, Лизе доставался не только жених – «молодой человек из приличной московской семьи», но и завидный свекор – весьма представительный и весьма состоятельный капиталист-государственник.
По госдаче Катя Базаровых-младших вообще не помнила – мала была, глупа, а вот по университету… Когда она поступила на первый курс юрфака МГУ, братья Базаровы учились на четвертом. О них на факультете говорили три основные вещи: знаменитый дед – «Ну тот самый, кино видела?», высокопоставленный папа и «одна тачка на двоих». На восемнадцатилетие дед подарил внукам «Жигули», что в конце 80-х означало прямо царский подарок.
Еще про Базаровых говорили, что они – близнецы, они действительно были почти неразличимы, и на факультете ходили сплетни, что братья этим своим сходством беззастенчиво пользуются на экзаменах. Якобы Дмитрий сдавал гос по теории государства и права за Степку, а тот военное дело за Дмитрия.
Впрочем, в университете Катя с братьями-близнецами и двумя словами не обмолвилась: старшекурсники редко обращали внимание на «малявок». Заочное знакомство состоялось лишь через много лет спустя через Кравченко и Мещерского – те знали близнецов чуть ли не со школы, – и Катя не переставала удивляться, как же все-таки бывает тесна огромная Москва. Куда ни ступи – везде знакомые и знакомые знакомых.
А Лиза Гинерозова познакомилась со Степаном Базаровым на теплоходе «Карина» во время зимнего круиза по Красному морю. Об этом знакомстве она рассказывала взахлеб. Потом они жили вместе и даже снимали квартиру где-то в Строгине. С Лизиных слов Катя знала, что близнец был и дальше не прочь продолжать эти неофициальные отношения, но не тут-то было. «Пришлось брать судьбу за горло. Устраивала ему сцены, – делилась Лиза опытом по улавливанию выгодной партии. – Настаивала на своем. А как же иначе? Они ж, Катюша, сейчас в таком возрасте, что либо волокут в загс восемнадцатилетних моделей-телочек, либо женятся в своем кругу – на стильных и перспективных в деловом плане. Вот я и постаралась Степочке внушить…»
Впрочем, за все полтора года своего романа осторожная Лиза ни разу не предложила Кате воочию взглянуть на свою выгодную пассию, свято соблюдая первую заповедь каждой мудрой женщины: никогда не знакомь того, на кого сама имеешь виды, с подругой.
И вот только на этих злосчастных похоронах Катя впервые за десять лет, прошедших после окончания университета, увидела братьев снова. Увидела и сначала едва их узнала. Насколько она помнила – студентами они были просто «приличными мальчиками» без особых примет. Оба тогда, кажется, всерьез занимались спортом – Степан даже входил в университетскую сборную по легкой атлетике.
Сейчас мальчики превратились в мужчин и выглядели на свои тридцать с небольшим. Близнецы стояли подле дяди, младшего сына «патриарха», Валерия Кирилловича, который тоже был весьма известным кинорежиссером и в последние годы работал исключительно за границей – в мастерской Фассбиндера.
Катя тишком осведомилась у Кравченко – кто же из близнецов Степан, а кто Дмитрий. Оказалось, что парень с чуть седоватыми висками (и это несмотря на молодость) – Дмитрий, а тот, кто нацепил к черному траурному костюму ужасный павлиний галстук, а на нос воздел пижонистые темные очки, – Степан.
Рядом с ними стоял и еще один совсем молодой паренек – по виду лет девятнадцати. Шатен со смуглой кожей и переизбытком геля на нарочито стильно зализанной шевелюре. Его ядовито-желтая водолазка под черной замшевой курткой так и бросалась в глаза. Катя догадалась, что это, наверное, самый младший Базаров – Иван, сын Владимира Кирилловича от второго брака, единокровный брат близнецов. Его мать умерла несколько лет назад, и с тех пор Владимир Кириллович не вступал в брак.
Лиза, встретившись с Катей взглядом, передала свой букет Ивану и протиснулась сквозь плотное кольцо людей, окружавших могилу, поближе к приятельнице.
– Сил моих нет больше там стоять, – шепнула она. – Все пялятся, прямо дыру проглядеть готовы. Мне все кажется, что на мне что-то криво надето. Или прореха сзади, или колготки поехали.
– Все нормально, – успокоила ее Катя, покосившись на ловко сидевший на приятельнице черный костюм. Гинерозова, скованная своим «стилем», вечно рядилась во все черное, точно галка.
– Жаль старика, конечно, но пожил, куда уж больше – восемьдесят шесть! Он ведь, Кать, последние полгода в лежку лежал. Паралич. Они сиделку нанимали – с ложки его корми, на горшок посади, – Лиза вздохнула. – Ужасно, правда? Тут по телевизору фильмы его показывали, он там в роли. Какой мужчина был, а? И вот стал – бревно бревном, все под себя… Что делается, Катька? Неужели и мы такими развалинами станем?
Катя машинально кивнула. Она наблюдала, как Кравченко подошел к отцу и они вместе затем подошли к Владимиру Кирилловичу, видимо, выражали соболезнования, о чем-то тихо и обстоятельно беседовали.
– Правда, будь на свете справедливость, старик бы дотянул до осени, – донесся до нее недовольный шепот Лизы. – Мы со Степкой расписаться должны были шестого июня. А теперь из-за траура все отложено на август. Пойдут теперь девять дней, сорок дней…
Катя промолчала. Утешить Лизу в ее печали по поводу законного штампа в паспорте она не могла.
– Да какая разница? – шепнула она, увидев, что губы приятельницы обидчиво дрогнули. – Все равно же у вас все решено. Месяцем позже, месяцем раньше. Куда он от тебя денется?