В комнате «Клуба старшеклассников», кроме макета бригантины, радиолы и портрета Маяковского, есть рояль.
Наша великолепная четвёрка (так нас теперь стали величать) задержалась после уборки крыши возле этого рояля. Казалось бы, разбежаться надо куда глаза глядят, но нет, что-то тянет друг к другу, требуется выяснить отношения. Я сижу клавиши перебираю, Клава смотрит на меня, облокотившись на крышку рояля, а Лаврик и Сергей у окна.
— Открой рот! — говорит Лаврик Сергею.
— Зачем? Я уже отплевался.
— Посмотрю, что там у тебя.
— Всё цело.
— Тебе трудно рот открыть?
— Пожалуйста. А-а! Нравится?
— Значит, это ты моей кровью плевался, — говорит Лаврик и показывает окровавленный кулак. — Надо рот закрытым держать. — И начал кулак заматывать платком.
— Лавр, ты почему на крыше мне очки не отдал? — спрашивает Клава, не оборачиваясь.
— Потому что ты друга предаёшь. — Это он как бы между прочим. Платком занят.
— Когда?
— Всю дорогу.
— А если он мне надоел?
Я даже клавиши перебирать перестала.
— А это, — говорит Лаврик, — называется подлостью.
— Я должна благородно скрывать? — спрашивает Клава.
— Слушай, Лавр! — начал вскипать Серёжка. — Ты Клаву не знаешь, а у нас свои счёты. Лучше не лезь, потому что опять получится глупость. Она такая стала после того, как познакомилась с тобой. Вот в чём дело.
— Вы оба для меня — пустое место, — говорит Клава.
— А нас уже стали называть «великолепной четвёркой», — мечтательно почти пропела я.
— Клава, насколько мне известно, женское имя, — говорит Лавр. — Так вот тебе его по ошибке дали.
— А кто же я по-твоему? — удивилась Клава.
— Серёжка из-за тебя на крыше дурака валял. Ты не слепая и всё понимала. Так? И если бы у тебя было женское начало…
— Я его об этом не просила, — перебила Лаврика Клава. — И вообще он мне всю жизнь подарки делал, а они мне оказались до лампочки.
— Лавр, перестань, я тебя прошу, — взмолился Сергей.
— Ладно. Разбирайтесь сами. Тоже мне Кармен нашлась!
Я тихонько, одним пальцем, куплеты тореадора выстукиваю, так, для смеха.
— Вот именно, — говорит Лавр, — «смелее в бой, чёрный глазок, и ждёт тебя любовь». Устарело.
— До чего же мне скучно с вами, — заявила Клава. — Скучные вы люди. Все! И наш «Клуб старшеклассников» под названием «Бригантина», и наша школа, и весь наш город, и…
— Весь мир, — добавил Лавр.
— Если хочешь, да… Таня, перестань барабанить, всё равно у меня слуха нет. Я не оценю.
— Ты же всю жизнь в хоре пела! — удивился Лавр.
— Я там рот открывала. По Серёжкиной милости. Он мне такой подарок сделал.
— Совсем-совсем нет слуха? — с какой-то внезапной жалостью спросил Клаву Лавр.
— Мама говорит, что у меня внутренний, но, по-моему, так не бывает.
— Иногда встречается, — ответил Лаврик. — Отсутствие координации между слухом и голосом. Таня, дай ей «ля» первой октавы. А ты, Клава, Отвернись от рояля.
Я нажала на клавишу и пальцами ограничила первую октаву. Это элементарно.
Клава мгновенно нашла «ля».
— Правильно! — обрадовался Лавр. — А теперь попробуем интервалы. Возьми-ка, Танечка, терцию.
Я взяла терцию.
Клава нашла её без всякого труда.
— Слушай, Таня, а может, она и септ-аккорд найдёт? Дай-ка я.
Лавр сел за рояль и взял септ-аккорд. Клава стояла спиной к роялю с закрытыми глазами. Она очень волновалась. А Серёжка так и остался у окна. О чём он тогда думал?
Клава нашла этот септ со второй попытки.
— У тебя абсолютный слух! — торжественно объявил Лавр. Он встал, и я снова стала перебирать клавиши.
Клава сразу погасла.
— Ну и что я с ним буду делать? Шубу сошью? Мне всё равно одна дорога: в манекенщицы или в стюардессы. В Большой театр не примут.
— Но человек без слуха, это… ну как тебе сказать… — Лаврик так разволновался, что даже слов не находил. — Ну, как если бы у тебя, например, не было чувства юмора.
— А я и в клоуны не собираюсь! — ответила Клава.
С Лавриком что-то случилось. Он горячился не в меру, и это было на него непохоже.
— Ты глупая девчонка. Во-первых, стюардесса с музыкальным слухом лучше, чем без. А во-вторых, среди людей, работающих в сфере обслуживания — официантов, лифтёров, швейцаров и т. д., — учёные однажды с помощью тестов обнаружили десяток-другой человек, обладавших исключительными математическими способностями. С ними стали заниматься по ускоренной программе, и теперь эти люди доктора наук, бакалавры и прочее.
— Со мной этого не произойдёт! — ответила Клава. — Говорят, что где-то производились опыты обучения во сне. Только на это я могла бы согласиться. Чтобы вечером заснуть, а утром проснуться с высшим образованием. Так что спокойной ночи, малыши.
И она пошла к двери.
— Подожди, Клава! — остановил её Сергей.
«Начинается!» — подумала я и заиграла «Спят усталые игрушки».
— Ты помнишь, как в седьмом классе…
— Опять! — заорала Клава.
— Я хотел сказать…
— Я ещё с детского сада знаю всё, что ты можешь мне сказать. Всё! Всё! Всё!
— Не знаешь, — сказал Сергей.
— Знаю! — крикнула Клава.
— Если ты сейчас уйдёшь… вот так… ты меня больше никогда не увидишь.
— Нам пора, — сказал мне Лавр. — Теперь, кажется, мы здесь абсолютно лишние.
— Нет, — оборвал его Серёжа, — потому что и вы меня тоже не увидите. Никто, никогда меня больше не увидит.
Мне стало страшно. А Клава усмехнулась.
— Серёженька, мальчик, — сказала она, — если бы ты был способен на такой поступок, я пошла бы за тобой на край света. Но завтра утром ты придёшь в школу точно по звонку.
— «Завтра» для меня не будет, — сказал Сергей.
— Замолчите вы, идиоты! — не выдержал Лавр.
— Посмотрим, — сказала Клава. — Танька, вы с Лавриком свидетели. А я предупрежу остальных друзей и близких. До встречи в эфире!
И Клава ушла.
Положение у меня было аховое. Кончать все счёты с жизнью мне тогда ещё не хотелось, а я сгоряча дал слово при свидетелях, и теперь другого выхода не существовало.
Свидетели — Лаврик и Таня — бежали за мной по улице и уговаривали не лишать себя жизни, потому что она самое дорогое, что есть у человека.
Это я и без них знал.
Я им говорю:
— Ребята, отстаньте. Так мне и надо, потому что я ничтожество.
— Ты незаурядная личность, — ответил Лавр. — Сумей отнестись к Клаве как к несчастному случаю в твоей, в общем-то, счастливой судьбе.
— Не могу, — сказал я.
— И напрасно, — продолжал Лавр. — Человек должен быть выше случая. Этот Великий Слепой, как известно, иногда возносит бездарей, а гений, по его милости, может умереть под забором.
— Серёжа, скажи откровенно, о чём ты сейчас думаешь? — робко попросила сердобольная Таня. — Не уходи в себя.
У меня было странное состояние. Кроме всего прочего, я ещё повторял в уме обрывки каких-то фраз, невесть откуда бравшихся.
— «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно», — брякнул я. — Мне уже стало легче, Таня! Так что отстаньте, ребятки…
А сам побежал, зная куда.
Таня и Лаврик тоже побежали. В городском саду мы промчались мимо аллейки, которую недавно наша «великолепная четвёрка» превратила в танцплощадку. Здесь висела табличка с надписью: «Танцевать в аллеях запрещается. За нарушение — штраф три рубля». Я не остановился. Меня интересовало другое. Осталась позади настоящая танцплощадка, пустовавшая в это время дня, теннисные корты, аттракционы. Парк начал редеть. Потом передо мной открылся пустырь. Лаврик понял, в чём дело, и оказался у обрыва, под которым текла мутная Кубань, раньше меня.