— Что? — все же бросил он, оглядывая меня. Такой взгляд… Неприятный.
— Я хотела поговорить с тобой, — начала медленно я, но меня тут же перебили резким и холодным тоном.
— А я не хочу обсуждать это. Это была ошибка, Виолетта, — назвал полным именем. Когда?.. Когда такое было в последний раз? Тогда собственное имя вызывало во мне дрожь.
— Ошибка? Ты считаешь это ошибкой? — злость непреодолимо заполняла мою грудь. Я ожидала всего, чего угодно… Ладно, я ожидала именно этого, но мне хотелось не слышать этих слов, а чтобы он сказал что-то совсем другое. — Да, Антоненко, это была ошибка, ты прав, с таким козлом не могло быть по-другому, — я оттолкнула его в сторону и двинулась к кабинету за своими вещами. Хотела с ним поговорить, хотела все выяснить, а оказалось, что все это было «ошибкой». Глупая.
— Конечно, я всегда был твоим врагом, которого ты себе придумала, — он шел за мной, не пытаясь нагнать или же перегнать. Просто размеренно поднимался по лестнице.
— Ну не я строила из себя бед боя, который всячески меня задирал, — закатила глаза я, не оборачиваясь к нему.
— Значит по твоей версии это я все начал? — мне казалось, что Слава как-то очень пристально прожигает мою спину взглядом, отчего захотелось поежиться и даже спрятаться где-то. Моральный садист. И не только моральный.
— А я что ли била себя? Или может тебя? — я остановилась на пролете и обернулась к нему, серьезно собираясь наехать, но резко все вылетело из головы. Он стоял с таким печальным взглядом… Какого черта?
— Вот как, ну да, — Антоненко тоже какое-то время стоял, а потом двинулся мимо меня и лишь в коридоре вновь обернулся. — Я бы на твоем месте выяснил, откуда у Лены столько интереса к тебе.
Я стояла в коридоре и не понимала, о чем он говорит. При чем тут Лена, если мы пытались выяснить собственные отношения? И почему у него был такой взгляд?
Нам так и не удалось поговорить нормально, потому что он достаточно оперативно ретировался домой или не домой, но, в общем-то, покинул здание и скрылся в неизвестном направлении.
Ленка тогда встретила меня с Вадимом и очень восторженно отзывалась о концерте, а ее парень очень по-доброму похвалил меня. Домой я уехала с родителями, глядя в окно, но не видя ничего, впрочем. Я думала о словах Антоненко и вдруг серьезно задумалась о поведении Лены в мою сторону. Насколько я знала, она учится здесь с десятого класса, то есть пришла сразу после девятого класса в другой школе. Все это время мы с ней иногда пересекались, но даже не предпринимали попыток познакомиться — у нее были друзья, а мне было комфортно в своем личном одиночном пространстве. А тут вдруг с приходом Славы она так оживилась, встрепенулась и потянулась ко мне с дружбой, причем очень явной и по-доброму искренней (как казалось со стороны). И что же получается? Антоненко намекает, что у нее есть какие-то мотивы к дружбе со мной? Какие же? Я не была богата (сейчас немного другая ситуация), не отличалась наличием влиятельных и крутых друзей, не выглядела общительной и доброй простушкой, с которой стоит завести дружбу, да я вообще сливалась с общей серой массой нашей школы. А тут вдруг такая доброта и интерес… А еще она меня знала. И знала по имени, которым меня наградил когда-то именно дворовой хулиган, коим являлся Слава.
Естественно этот вопрос следовало решить… И я его не решила. Не находила нужного момента, чтобы пообщаться с Леной. Даже на вечеринке потом не поговорили и после первого января тоже. Я никак не понимала, что мне следует спросить и как лучше поставить свой вопрос. Поэтому решение этого дела отложилось в долгий скрытый ящик моего подсознания, и мысленно я подумывала о том, что неплохо бы вообще замять эту тему. Мне было сейчас и так хорошо, а если правда испортит нашу с Леной дружбу, то это будет неприятным инцидентом в моей жизни. Хотя что говорить, вся моя жизнь — инцидент.
Самый треш начался позднее, когда мне раз за разом стал сниться один и тот же сон, который вводил меня каждую ночь в неистовую панику. Я вскакивала каждый раз с криком после фар автомобиля. Пару таких ночей ко мне в комнату вбегали вместе родители. Выслушав то, что меня так напугало, на третью ночь отец уже остался в постели, а в комнату ко мне ходила Катерина, стараясь меня успокоить. И я начала с ней сближаться. Ночами она что-то рассказывала и таким образом убаюкивала. После этого я спала мертвым сном. Почти всегда. Иногда притворялась, чтобы она могла уйти спать и наконец выспаться, а сама передвигалась, как воскресший только что из могилы вурдалак, которому требовалась баночка кофе, чтобы выглядеть немного живее. Во время каникул такое состояние не вызывало особого дискомфорта, лишь когда я гуляла с Леной, она замечала, что я начинаю закипать. Иногда я реально теряла нить разговора или вовсе не слушала подругу, разглядывая какую-нибудь яркую занимательную табличку на улице. Ее искренне волновало мое состояние, но я всех заверяла, что со мной все отлично. Тем более я до сих пор не поговорила с ней о тех словах Славы. А поговорить каждый раз хотелось все больше, но меня пугала неизвестность того, что может произойти после этого разговора.
Каникулы сменились трудными буднями. После Нового Года нас стали усиленно готовить к предстоящим экзаменам, и заданий было просто завались. А хотелось завалиться куда-то и не вставать до самого лета, а там пусть эти экзамены сдаются сами, а я посмотрю со стороны. Но, увы, когда я озвучила эту мысль нашей учительнице по математике, она вздохнула и сказала, что такого, к сожалению, быть не может. И дала очередную задачу на два листа. Убейте меня кто-нибудь.
Вскоре после всего этого я поняла, что просто морально не справляюсь со всем: я не высыпалась, мне снился один и тот же кошмар, давление экзаменами добивало меня, а еще у меня была полная неразбериха в отношениях со своей подругой и Антоненко, который теперь вовсе перестал меня замечать. Кирилл, кажется, был сообразительнее, чем я думала, — вопросами не донимал. Он просто здоровался со мной, иногда чем-то интересовался и уходил. Паша, видимо, не понимал, что между нами тремя произошло, но выражал это лишь странным переведением взгляда с меня то на Антоненко, то на Соболева и обратно. Прекрасно, что Марков был нелюбопытным и неразговорчивым. Еще одного болтуна я бы не выдержала.
День за днем состояние только ухудшалось и однажды утром я увидела в отражении худую и истощенную девушку, потерявшую всякий блеск в глазах, зато вот замечательные синяки под ними приобрела с завидной яркостью. Отец был явно обеспокоен моим состоянием и частенько спрашивал меня о моем рационе. Рацион, кстати, тоже был небогатым. Из-за недосыпа я потеряла и аппетит, поэтому ела я скорее на автоматизме.
Как-то раз за тихим семейным ужином папа не выдержал и поднял тему моего морально-физического состояния, видимо устав видеть вместо дочери ходячую тень какого-нибудь слуа.
— Вета, мы тут посовещались с Риной, — ровно начал он, поглядывая на меня. И почему я чувствую раздражение?
— Ну и что же вы насовещали? — прервала его на полуфразе я.
— Милая, спокойней, — отец посмотрел на женщину, которая сидела напротив него, я тоже перевела на нее взгляд. Какие интересные игры в переглядки.
— Мы подумали, что тебе следует сходить к врачу, — закончила начатую папой и прерванную мной фразу Катерина.
— К психологу? Обожаю, когда мне промывают мозг, — нет.
— Это не промывание мозгов, а помощь. Ты же совсем себя извела, — Катерина хмурилась, оглядывая мою фигуру в целом. Зато как одноклассницы завидуют, что я такая стройная стала, даже спрашивали, как похудела. Нервный стресс - моя лучшая диета.