Ф. Илин
В море – дома! Славный мичман Егоркин
Просто поход
«Поход – переход корабля, группы кораблей из точки базирования на значительное расстояние для Достижения определенных целей».
Глава 1. О том, как и что моряк предполагает, и кто им располагает
Солнце неспешно катилось по чистенькому, словно после приборки, небосводу, лениво разглядывая изумрудно-лесистые сопки, голубовато-зеленые воды самого длинного в мире залива, и корабли, окрашенные в родной шаровый цвет. Так моряки называют всевозможные оттенки (а боцмана еще говорят – «колеры») краски серого цвета.
«У моряков все не так, как у людей! Вот скажешь – серый цвет – как-то уныло выглядит то, что сразу представляется. И небо – свинцово-серое, и море серо-штормовое…
Тоскливо! А вот только скажи – шаровый – и как-то те же самые оттенки становятся просто суровыми и мужественными, даже – где-то романтичными. Как вам на вкус: шаровые борта сторожевика – цвета штормового моря?
Или вот еще: «окрашенный в шаровый цвет сторожевик слился на горизонте с грозовым небом…»? Так это же – совсем другое дело!» – размышлял Андрей Крутовский, сняв фуражку и подставив лицо легкому ветру, радуясь теплу и свободному времени. В детстве он окончил художественную школу, хорошо рисовал и обладал очень приличным вкусом и живым воображением. Вот отсюда и эстетические изыски! Они вроде бы не свойственны приличному офицеру. Но это уж как сказать!
Лето неумолимо приближалось к своей середине. Был в самом разгаре ясный полярный день и светило трудилось денно и нощно – и за себя, и за Луну. Но и оно уходило со своей вахты, нередко прячась за разбухающие дождями тучи. Океан-то – рядом, отсюда и капризный, плачущий климат.
И вот тогда – да, серость, да, противная морось и… хандра. Если есть на неё время, конечно! А откуда бы ему взяться летом у корабельного офицера, не осчастливленного отпуском? И вот, всегда приходится быть в тонусе – вольно или невольно, но… тем не менее!
Сторожевой корабль «Бесшабашный» (по внутрибригадному прозвищу – «Безбашенный»), участвовал в крупных учениях. Ему недавно хорошо досталось – угодив под циклон, в самый-самый шторм пришлось выходить в далекий заданный район, стрелять из всех многочисленных видов своего оружия, выполняя все мыслимые и немыслимые боевые упражнения.
Потрепанный многолетней службой красавец-сторожевик вот уже который день находился в отрыве от родной базы. Дело привычное, и не такое бывало, подумаешь, жаловаться не приходилось, но домой все-таки хотелось! «Устали корабли, устали мы…» – так, кажется, пелось в одной старой песне из арсенала морских пограничников.
А тут еще неожиданный приказ войти в залив и встать к причалу в столице флота. Это вполне могло означать, что возвращение откладывается, могло означать внеочередную проверку «вышележащим» штабом, могло…
«Да черт его знает, что еще могло означать?» – вдруг озлился капитан-лейтенант Крутовский, мысленно рассуждая.
«Что очевидно – так ничего особенно хорошего! Пути флотского начальства – неисповедимы. «Человек предполагает, а Бог – располагает!» – гласила мудрая пословица. А вот для флотского служилого люда – между Богом и самим офицером – целая библиотечная этажерка разных командиров, штабов и начальников, причем, каждый из которых стремится им непременно располагать!» – примерно так, несколько раздраженно, думал Андрей, расхаживая по баку корабля. Он пытался размышлять на отвлеченные темы, но даже любимая им, индифферентная к повседневной текучке, мудрая восточная философия упорно сворачивала на служебную тропу.
Стоя у причала, корабль ощутимо раскачивался на приливной волне, вспоминая былой шторм. Устало, по-стариковски, постанывая натруженными шпангоутами и поскрипывая надраенными швартовыми концами, почесываясь потрепанными кранцами о причал, он блаженно потягивался на стальных, обильно смазанных тавотом, тросах, пользуясь неожиданным отдыхом.
Остро пахло морем, йодом, соляром и всем тем, чем еще положено пахнуть боевому кораблю, честно отпахавшему «горбатое» море. Под шпигатами образовались рыжеватые подтёки недавно отбушевавшей морской волны. Но палуба давно перестала уходить из-под ног, а волны глубокого залива лишь любопытно тычутся в борта, как ласковые животные – хорошо!