- Гибралтар не любит шутки шутить. Он опасен. И прямо за ним начинается коварство океана.
Поначалу всё шло гладко и, как всегда. И предупреждения бывалых моряков стали казаться для команды и Глеба Филимоновича тоже, не более чем шуткой. Но миновали Гибралтарский пролив. Вошли в океан. И тут началось.
***
Дедушка мой вздохнул, надел вновь очки на нос. Потом, зачем-то их снял. Повертел в руках и продолжил:
- Теперь это повествование расскажу со слов своего деда так, как рассказал ему в своё время его дед Глеб Филимонович.
"Мы миновали Гибралтар при полном штиле. Команда расслабилась, позабыв о предупреждениях опытных мореплавателей. Как-то не укладывалось в голове, что такой спокойный океан, не вызывающий страха вовсе, может быть грозным. Мы стали смеяться, шутить, а кто и песни петь. Ко мне подошёл Зосимов:
- Сегодня тебе, Глеб Филимонович, принимать вечером вахту.
- Так точно, - ответил я капитану, а в душе порадовался.
Нравилось мне море, и я никогда не упускал минуты, чтобы насладиться его панорамой. Любил наблюдать, как морская стихия, рокоча, перекатывает волны. Как синие валы, ударяясь о корму, рассыпаются мириадами брызг, а белая пушистая пена с шипением гаснет. По нраву приходились мне и обитатели моря. С удовольствием лицезрел я плавающих вдали гигантов-китов, отливающие серебром косяки рыб и медленных разноцветных медуз, движения которых напоминали некий танец. Ласкали слух крики морских птиц: чаек и альбатросов, кружащихся над нашим кораблём и морем-океаном.
Троекратно отбили рынду. Наступила полночь. Пошла первая склянка. Я заступил на вахту, приняв её у матроса Гришки. За штурвалом сегодня стоял сам старпом Пётр Иванович Скворечников. Мы водили с ним дружбу. Теперь же находясь на палубе нашего брига, болтали о том и о сём, в то время, когда остальная команда и учёные отдыхали. Ветер, надувая паруса, нёс наш корабль по курсу.
Я предвкушал, наконец, погулять по африканскому континенту, увидеть его воочию. Пётр Иванович, в отличие от меня, не был так радужно настроен. Но ни он, ни я, ни разу там не бывали, хотя наслышались разных небылиц об этом материке. Слыхали мы о том, что в Великой реке Нил живут лютые звери, поедающие людей. Зовутся те звери "коркодилы". И о том слыхали, что обитают там большие черепахи, полосатые лошади, львы, слоны и обезьяны.
- Животные это что, - говорил Пётр Иванович. - То, что в Африке не счесть ползучих тварей змей, после укуса, которых не встать боле человеку, это всем известно. Но ведь каково? Там и насекомые опасные водятся. Укусит такое и всё - пиши пропало. И гнус ихний наизловреднийший, за миг в лихорадку вгонит и тогда забудь о возвращении домой. Вот же дёрнуло этих учёных плыть туда, - Пётр Иванович насупился.
- Говорят, они не по собственной воле туда подались, а с царского повеления, - заметил я.
- Ну и что с того? Могли бы отказаться! - проворчал Пётр Иванович.
- Откажешь тут как же! - невесело усмехнулся я. - Да ты не печалься. Авось сдюжим, - я попытался его утешить.
Пётр на некоторое время замолчал, думая о чём-то, потом сказал:
- Слышь, Глеб, Голландца летучего я сегодня во сне видел. Привиделся прямо натуральным, таким, каким его наша морская братва описывает. Плыл он этот корабль, во сне значить, по морским волнам. И паруса у него были рваные. И замшелый был весь. И скелеты на борту имелись. Вот ведь приснится.
- А ты что же, Пётр Иванович, в байки про Голландца веришь? - спросил его я.
- Нет, друг, не верю. Но опаска завсегда пригодится. Вот погляди. Идём мы точно по курсу. И штиль сейчас. Да только ни китов, ни дельфинов на горизонте не видать. С чего бы это?
- Ночь ведь на дворе, спят, наверное. И что с того, что не видать их? - спросил я.
- А то, что они наши попутчики. Вечно снуют перед кораблём, и ночь им не в ночь. Дельфины дорогу всегда кораблям показывают. Если плещутся на горизонте - корабль верно идёт. Нет впереди ни мели, ни рифов, ни чего другого. А если нет их - тогда гляди в оба. А дельфина сейчас ни одного, нет, как нет. Не к добру это, Глеб. Нутром чую, грядёт что-то, - Скворечников нахмурился.
- Ты моряк опытный, не один десяток лет плаваешь. Знаешь своё дело. Тебе ли волноваться? - усмехнулся я.
- То-то и оно, что знаю. И штиль какой-то странный сегодня. Будто и не штиль вовсе, а затишье перед штормом, - Пётр осёкся и, вдруг, охнул: - Гляди!
Я посмотрел в ту сторону, куда он указал и обомлел. Океан в той стороне из тёмно-синего стал белым. Будто плыли мы не по морю, а по молоку. Из глубины этого "молочного" океана исходил фосфоресцирующий свет: тысячи маленьких, зелёных и жёлтых огоньков, пузырясь и перекатываясь под водой, собирались в большие кольца. Затем эти кольца становились ровными рядами, а потом вновь принимали формы кругов.