И все-таки главное — ремонт, который краснофлотцы не хотели прерывать даже при вражеских воздушных налетах. Так поступали и рабочие морского завода, трудившиеся вместе с экипажем.
21 августа в ленинградских газетах было опубликовано воззвание Военного совета Северо-Западного направления, Ленинградского горкома партии и горсовета к населению. В нем говорилось, что над городом Ленина нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск. Воззвание призывало организованностью, выдержкой, смелостью и беспощадным истреблением фашистских убийц предотвратить грозную опасность, нависшую над городом, защитить Ленинград от врага.
Военный комиссар «Щ-303» Николай Александрович Костылев — человек пожилой, из старых балтийских матросов, пользовавшийся огромным уважением экипажа, — прочитал текст воззвания, подчеркнул, что призыв партии: сражаться до последней возможности, до последней капли крови — каждым будет понят сердцем и выполнен. Краснофлотцы и старшины заявили, что станут отважно сражаться на море, а если потребуется, и на суше, умножат усилия на ремонте своего корабля.
В конце августа Балтфлот оставлял отрезанную врагом свою главную базу — Таллин, прорывался в Ленинград и Кронштадт. Опустел кронштадтский рейд, малые корабли — тральщики, морские охотники, спасательные суда вышли навстречу идущим с запада кораблям. В гавани остались лишь унылые, пустые баржи, над которыми плавали серебристыми рыбами аэростаты воздушного заграждения. Вечером 28 августа Травкин, миновав у двери штаба часового, тщательно проверявшего пропуска при свете тусклой синей лампочки, поднялся к дежурному. Хотел узнать новости о находившихся в море кораблях. Но информация была скудной: идут, есть потери.
Происходившее на переходе он понял, увидев таллинские корабли и суда. Некоторые из них имели значительные повреждения, другие — обгорелые с заметными в бортах дырами — шли на буксире. С третьих прибыли лишь спасенные моряки.
В сложной обстановке, идя через минные поля, отражая атаки самолетов и торпедных катеров, подавляя огонь батарей противника, корабли прорывались из Таллина в Кронштадт. Крейсер «Киров» и лидер «Минск» уничтожили несколько торпедных катеров. Особенно тяжелым оказался прорыв для транспортов и вспомогательных судов, часть из них погибла. Но сохранилось ядро флота — основные боевые корабли. Фашистское командование, которое сделало все, чтобы уничтожить наш флот на переходе морем, не добилось своих целей.
Из более чем ста боевых кораблей погибло лишь несколько, подорвавшихся на минах. Ни один корабль не был потоплен авиацией, несмотря на многочисленные атаки пикирующих бомбардировщиков. Умелым оказалось маневрирование командиров, меток огонь зенитной артиллерии. Спасение основной части гарнизона Таллина, активно включившегося в оборону Ленинграда, является серьезной заслугой Балтийского флота…
Так высоко и оценил результаты перехода нарком Военно-Морского флота Н. Г. Кузнецов, встретившись в Кронштадте с руководителями перехода.
— Вы, конечно, много пережили, — сказал он. — Я не был с вами и не во всем еще разобрался, но, видимо, вы сделали все, что было в ваших возможностях. Управление флотом было твердое, надежное.
Крупная морская операция завершилась успешно. Ленинград получил пополнение в людях, а боевые корабли встали на его защиту.
Взбешенный враг, не достигнув своей цели — уничтожить флот на переходе, решил сделать это в гавани. В середине сентября из района Петергофа по стоявшим в Кронштадте кораблям ударила артиллерия. Тут же ответили орудия крупных кораблей и фортов. С лодки Травкина были видны яркие вспышки выстрелов на «Марате», пока облака пороховых газов не окутали корабли. Вражеские орудия были подавлены. Погода в сентябре в Ленинграде и Кронштадте стояла чудесная. Солнце заливало дома, парки, раскрашивало золотом увядающие листья на деревьях. Но нерадостно было в сердцах моряков. Пользуясь отличной видимостью, противник усилил удары по кораблям.
21 и 23 сентября враг бросил на корабли и город большую группу самолетов. В одиннадцать утра 21 сентября на флоте была объявлена воздушная тревога. 180 самолетов, шедших к Ленинграду, развернулись и пошли на Кронштадт. Травкин стоял на мостике лодки. Он приказал зарядить пушку и при подходе «юнкерсов» открывать огонь. «Голос» корабельной сорокапятки утонул в грохоте крупных орудий линкоров и эсминцев. Рев моторов, кипящая от взрывов бомб вода, непрестанный грохот на берегу — все смешалось в едином кромешном аду. Но пушка лодки стреляла, и Травкин не ушел с мостика, даже когда от близкого разрыва тонны воды и поднятого со дна гавани ила обрушились на корабль.