– Марк Захарович, – подъехал я, осуществляя свой тайный замысел, – в Нью-Йорке я видел витражи, выполненные вами для театрального здания Линкольн-центра.
– Да, да, я действительно их делал.
– Вы знаете, – продолжал я, – что они изображены на марках Организации Объединенных Наций?
– Нет, не слыхал.
– Вот они, – и я бережно вынул из кармана два блока марок ООН с изображением шагаловских витражей в Линкольн-центре.
Вот зачем я ездил в магазин марок!
– Если вам не трудно, подпишите мне их.
– И мне тоже, – сказал Алешин. (Я, конечно же, и для него купил этот сувенир.)
– Вам как подписать – по-русски или по-французски?
– У меня их два. На одном можно по-русски, на другом – по-французски.
И Марк Захарович твердой рукой подписал нам блоки. Они хранятся у меня в коллекции отдельно. Один подписан по-русски, другой – по-французски. Я вообще кроме советских марок собираю и марки ООН, так как считаю, что, поскольку мы являемся членом этой организации, вносим на ее содержание деньги, и какая-то частичка, пусть крохотная, этих денег идет на изготовление марок, то они в этом отношении и советские марки. А кроме того, на первых марках ООН надписи делались на четырех языках – английском, русском, французском и китайском.
– Я вам хочу подарить свою книжку, – сказал мастер.
Ну, читатель понимает, как нам было это приятно.
Жена Шагала принесла два альбома небольшого формата и вручила их Алешину и мне. Мы поахали, поблагодарили.
Но нет, я решительно авантюрная натура!
– Марк Захарович, может быть, вы нарисуете нам что-нибудь на выходном листе? – не без робости, но с искренним желанием сказал я.
– Да, – ответил Шагал без колебаний. Взял у меня альбом и добавил. – Я вам нарисую печальное лицо. – И нарисовал.
Алешин протянул свой альбом.
– А вам вот, – и на белом выходном листе появилась голова миленького козленка.
Тут наша благодарность стала еще более энергичной.
Альбом у меня дома, и я нет-нет и взгляну на это печальное лицо, на дарственную надпись и на розу из сада Ренуара, так как она хранится именно в этом альбоме.
Прошел приблизительно час времени, и мы, не желая утомлять хозяев, хотя никаких знаков к окончанию визита нам никто не подавал, стали прощаться.
– Нет, нет, мы не хотим мешать вам работать. Всего доброго! Будьте здоровы! До свидания!
Мы уезжали, битком набитые впечатлениями и радостью.
Приехав в Ниццу, мы отыскали юридический институт, сказали, что нас направил господин Шагал, и «сезам» тут же открылся. Фреска занимала огромную длинную стену широкого институтского коридора и изображала всевозможные сюжеты на тему странствий Одиссея. Рассматривая ее, я в который раз в жизни пожалел, что не был всерьез приучен к чтению древней классической литературы и почти ничего не помню так детально из странствий греческого героя, как не только помнил, но и знал Шагал. Буйство сюжетов, вихрь фантазии…
Я отступил к противоположной стене и сфотографировал часть фрески. Так как в коридоре было мало света, а аппарат у меня не имел вспышки, то снимок получился неярким, но все же достаточно ясным. Он тоже хранится у меня вместе с фотографиями, которые я сделал на память с Шагалом, его женой, Надей, Алешиным и французской переводчицей, нашей спутницей во Франции. Слева на короткой боковой стене коридора начертаны слова – пожелание Шагала студентам института. К сожалению, я не переписал их и помню только смысл: «Войдя в жизнь, вы, как Одиссей, будете встречать всевозможные препятствия на своем пути. Будьте столь же мужественны, отважны, умны и находчивы, как он».
Когда французская опера гастролировала в Москве, то декорации к одному из спектаклей были выполнены Шагалом, и их высоко оценила наша критика. Я вырезал из газет эти рецензии и послал Шагалу. В ответ получил доброе письмо.
От Марка Захаровича я узнал, что в Ленинграде живет его сестра, с которой он поддерживает самые теплые отношения. Я пообещал, что непременно навещу его сестру, когда буду в Ленинграде, и был у нее два раза.
Я пишу эти заметки вскоре после того, как пришла весть о смерти Шагала на девяносто восьмом году жизни.
Что главное понял я, осмысляя визит к Шагалу? «Стихи поэта суть его дела». Остальное суета. Меньше суеты, больше работы. Я понял это, но живу, увы, не так. Видимо, и жить, как Шагал, дано только избранным небом.
Борис Бабочкин
Это «короткая заметка» о знаменитом человеке, с которым судьба свела меня случайно и, можно сказать, механически: в туристской поездке на корабле по северным странам Европы – Финляндии, Швеции, Дании, Норвегии. Конечный пункт – Лондон. И так же обратно, на теплоходе «Михаил Калинин». Пассажиры – деятели искусств. Не буду перечислять всех поименно, хотя большинство – театральная элита.