Но первая постановка «Вечно живых» была в Ленинграде, в Театре имени Комиссаржевской, которым руководил Владислав Станиславович Андрушкевич, поставивший спектакль весьма хорошо. Юная Эмма Попова сыграла Веронику горячо, трепетно, да и Боярский, Иван и Игорь Дмитриевы, Чембург тоже были на высоте. Но особенно сильное впечатление произвел артист Крымов, игравший Володю. Много я видел спектаклей «Вечно живые» с разными исполнителями роли Володи, и хотя среди них были и такие прекрасные, как Игорь Кваша, но Крымов, по-моему, был актером уникальным, может быть, даже гениальным. Как он чувствовал не только свою роль, но и всю атмосферу военных лет! Приведу пример. Вернувшись из госпиталя, попав в квартиру, занимаемую Бороздиными и его матерью, Крымов – Володя всем существом чувствовал предметы комнат, даже стены жилья.
Он уже отвык от них. Позади фронтовая жизнь, леса, ноля, белые стены госпиталя. Вот это как бы первородное прикосновение к мирной жизни им передавалось с поражающей ясностью и тонкостью: вот он садился на стул – а ведь он так давно не сидел на стуле, а только на земле, на койке, в лучшем случае – на табуретке в операционной; или, как бы разучившись, словно впервые брал в руки нож и вилку, брал любовно, с деликатностью, с воспоминаниями. Ах, как я это помню сам! Это возвращение в дорогую, прежнюю мирную жизнь из военного ада!
К сожалению, судьба Крымова была драматичной: его безжалостно сгубило пристрастие к алкоголю – от него он и пропал, умер.
Помню прессу, шум, толки, отзывы и одну запавшую в память фразу:
– Виктор Сергеевич, вы, вероятно, написали эту пьесу давно?
– Да, – ответил я. – А как вы догадались?
– Есть такие мельчайшие приметы военного времени, о которых мы все уже и забыли.
А в Москве шли репетиции в Театре имени Ермоловой. Андрей Михайлович был уже тяжело болен, скажу точнее, смертельно болен; нередко во время репетиции он делал перерыв, уходил в свой кабинет, пил крепчайший чай, тяжело дышал. Болезнь грызла его жестоко, он худел буквально не по дням, а по часам, но ни разу не пожаловался на свой недуг, нес в себе болезнь покорно и продолжал работу. Спектакль не имел успеха, и из всех исполнителей был по-настоящему хорош только актер Корчагин, игравший Бороздина. Все было довольно вяло, – видимо, болезнь Андрея Михайловича перешла и в спектакль.
Сценка вечеринки у Монастырской была какой то нэповской, а не современной, не военных лет; позднее я догадался: Лобанов был уже в возрасте, и НЭП он чувствовал лучше, чем наше время, хотя такие спектакли как «Старые друзья» или «Далеко от Сталинграда» поставил очень хорошо.
Лобанов был выдающимся режиссером, и, думаю, не будь он болен, моя пьеса в его руках прозвучала бы сильнее. Но я же веду рассказ только об удивительном, а в том, что написал сейчас, ничего удивительного не было – оно началось потом.
В Москве появился театр – студия молодых актеров со спектаклем «Вечно живые», поставленным руководителем этой студии, молодым артистом Центрального детского театра Олегом Ефремовым… Продолжать об этом не стану, напишу в другой главе.
Случай – спутник удач, в равной мере как и неудач. Случай – это трубный звук судьбы. Все идет хорошо, как говорится, «по плану», но вмешивается господин случай – и к чертовой матери летит все предполагаемое. Потом люди аналитического ума стараются этот случай объявить закономерностью, порой делают это весьма убедительно, но если бы они могли свои умозаключения делать до случая, то… Увы, подобное невозможно, а может быть, и не «увы», а то и случаев бы не было! Однако не подумайте, что я отвергаю закономерность – о ней тоже приведу примеры, она также бывает «увы» и не «увы», – но пока о случаях. Сейчас уже о совсем невероятном.
Как я уже писал, Надежда Федоровна Петровская, та соседка, которая жила в Зачмоне в первой от входной двери комнате, жарила для своих кошек рыбу, а я варил мясной суп, стоя у керосинки, но в другом конце коридора. Вижу, с улицы вошел импозантный человек в элегантной шляпе, дорогом костюме, в тщательно начищенных ботинках; переступив порог, он замер, окинул несколько растерянным взглядом наш трущобный коридор и произнес, ни к кому не обращаясь:
– Я, кажется, не туда попал.
Надежда Федоровна, переворачивая ножиком рыбу, спросила:
– А вам кого нужно?
– Извините, – отозвался элегантный мужчина, – мне нужен драматург Розов.
– Вон он что-то варит, – указывая в мою сторону, сказала Надежда Федоровна, – кажется, суп.