Но еще до начала допроса Небаба давал клиенту возможность созреть. Он ходил, мурлыча песни советских композиторов, из угла в угол, маленький, совершенно лысый, с железными зубами, и не обращая внимания на клиента, долго мыл руки над крохотной раковиной. Иногда с руладами, как соловей, полоскал горло. И лишь нагулявшись по бункеру, напевшись и доведя руки до белизны творога, хозяин подвала вдруг словно просыпался и с удивлением обнаруживал в бункере постороннего.
— Майор Небаба, — тихо представлялся Небаба. — Старший дознаватель. Встаньте, пожалуйста… Повернитесь. Так, штаны у вас пока сухие. Садитесь, пожалуйста. Я к чему на ваши штаны обратил маленькое внимание… У некоторых, извините за подробности, сфинктер слабый. А у вас ничего, еще работает.
На сей раз Небаба прокрутил сценарий подготовки в ускоренном темпе. К агрегату не прикоснулся, руки лишь сполоснул, а из песен начал и тут же бросил «Зачем вы, девушки, красивых любите?» И сфинктером не поинтересовался.
— Майор Небаба, — представился старший дознаватель.
— Майор — чего? — нахально спросил парень. — Госбезопасности, милиции, контрразведки?
— Просто майор, — развел руками Небаба. — Не взыщите. Однако, я уже начал отвечать на ваши вопросы, хотя здесь их задаю только я. И это есть нехорошо и некорректно с вашей стороны.
— В таком случае я буду жаловаться генеральному прокурору на самоуправство, — сказал парень.
— Какому генеральному прокурору, позвольте полюбопытствовать? Вышинскому или сразу Руденке? Не спешите с ними встретиться, юноша…
— Вы за это ответите! — сказал парень серьезно.
— За что, за это? — удивился майор. — В столице матушки-России вы работаете на враждебную ей разведку, а я за это должен отвечать?
— Вы меня с кем-то путаете, — сказал парень, забрасывая ногу на ногу. — Между прочим, я коренной москвич. Если и виноват… Ну, спекулирую по мелочи. Так это теперь не преступление. А вы шьете чужую разведку! Просто смешно… У вас есть доказательства?
Он глянул на Седлецкого с откровенной издевкой:
— Кстати, если вам интересно, товарищ майор… Вот этот хмырь заловил меня на Кропоткинской. Сунул какую-то папку и говорит: посмотри! Я думал, порнуха. Посмотрел. А там неинтересные фотки. Какие-то мужики. Наверное, он голубой.
— Кто — голубой? — уныло поинтересовался Небаба.
— А вот этот! — парень ткнул в Седлецкого пальцем.
— Значит, такая линия поведения, — задумчиво сказал Небаба.
— Такая, такая! Дайте закурить, товарищ майор…
— Ты же не куришь! — напомнил Седлецкий.
— С вами закуришь…
Хорошо держится мальчик, подумал Седлецкий. Есть определенные способности. Жаль, в Управлении не практикуется перевербовка. Мы работаем на сливочном масле — вот гордая заповедь конторы.
— Встать! — скомандовал Небаба. — Повернись… Так, штаны сухие. Пока. Садись! И слушай сюда, ты, наглая жопа! Не будет тебе ни прокурора, ни суда. Ничего не будет. Без фамилии подохнешь. Усвоил? Где начинается разведка — там кончается закон. Ты сам полез в наши игры. А правила здесь мы устанавливаем сами. Не обессудь.
Небаба нажал кнопку вызова.
— Фельдшера и Потапова, — сказал он человеку в двери.
Парень побледнел и тоскливо посмотрел на агрегат в углу подвала.
Вошел фельдшер с чемоданчиком, аккуратный молодой человек в свежем белом халате — приятно посмотреть. За ним в подвал вдвинулся Потапов — сто двадцать килограммов мускулов и полкило мозгов, включая и спинной.
— Потапов, голубчик, посади паренька на место, — попросил майор.
— Слушаюсь, — сказал Потапов, приподнял допрашиваемого и переместил одним движением в зубоврачебное кресло. На запястьях парня с лязгом защелкнулись стальные браслеты.
Небаба трудолюбиво подкачал педаль, повернулся к фельдшеру:
— Так удобно? Ну, дайте ему кубик…
Фельдшер достал шприц, пощупал у парня вены на предплечье.
— Вы за это ответите, — сказал парень угрюмо. — Фашисты!
Дальше было неинтересно. За пять минут он выложил все, что знал. А знал этот московский бездельник, со скуки ставший агентом Шаоны, немного. Но зацепочки появились. А когда в темпе, не отвлекаясь на самодеятельность, Небаба допросил членов экипажа жигуля, тоненькие ниточки превратились в довольно крепкие веревочки, за которые уже можно было осторожно потянуть. Седлецкий понял, что сегодня ему дома не ночевать. Он набросал на бумажке несколько фраз, протянул Небабе: