Шауг не послушал. Схватив бутыль, он подцепил когтем пробку, выдернул её и сделал жадный глоток. Частокол зубов звякнул об узкое горлышко, и несколько смоляных капель вытекло на шипастую челюсть.
— Мораг… — на пробу произнёс Шауг; голос его едва знакомо шелестел. — Мораг?
— Идиот! Это же тебе на год…
— Не… страшно. — Слова вылетали отрывисто, лающе. — Я хотел… сказать. Тебе.
— Что?
Мораг, сама не замечая, шагнула ему навстречу. И ещё раз. Вскоре только воздух мог втиснуться между ними.
— Спасибо. Ты… спасибо.
Когтистая лапа осторожно, нежно легла ей на плечо, скользнула по шее, запуталась в волосах. Мораг, подчиняясь, запрокинула голову.
-— И всё? Ради этого ты…
— Да. Спасибо, — в третий раз повторил Шауг, и кончик его языка неловко коснулся уголка рта Мораг.
Им оставалось ещё три года. Три года жизни как чудовище и хозяйка яблоневого сада, из которых вместе, осмысленно они проведут не больше пары месяцев: всё, что могло им подарить сердце ведьмы. Чувствуя, как ускользает его разум, Шауг уходил в леса; Мораг же оставалась на вершине холма: приглядывать за садом и ждать осеннего Равноденствия.
Но в ту ночь Мораг обхватила уродливую голову Шауга, притянула её к себе и, как могла, поцеловала пахнущую сидром и пеплом пасть.
Конец