Государь Александр III иногда приезжал в Стрельну, к бабушке, которой он очень благоволил. Я помню, как-то раз он приехал на линейке, на которой сидят друг к другу спиной. Линейка была запряжена четверкой цугом, с форейтерами, одетыми на подобие французских кучеров почтовых дилижансов, в низких цилиндрах, зеленых с красным куртках и ботфортах. С Государем и Государыней приехало много родственников, съехавшихся на свадьбу великой княгини Ксении Александровны. Тут была сестра Государыни Марии Федоровны, принцесса Валлийская (впоследствии английская королева Александра), с дочерьми Викторией и Мод, и наши греческие родственники, а также и Ольга и Миша (сестра и брат будущего Государя Николая II). Бабушка их принимала в своей большой розовой гостиной. Стауэтки, зайчики и собачки, украшавшие комнату, - все было выкрашено в розовый цвет, бабушка его очень любила. Она сидела в гостиной, в соломенной будке, такой, какие ставят в садах. Императрица сидела против нее, в такой же будке; молодежь, приехавшая с их величествами, была очень весело настроена.
Свадьба великой княгини Ксении Александровны с великим князем Александром Михайловичем состоялась летом 1894 г., в Петергофе. Нас с братом на свадьбу не взяли: нас держали очень строго и считали слишком маленькими, чтобы возить на такие торжества. Мы смотрели, как наши родители уезжали из Стрельны на свадьбу. Матушка была в русском платье, то есть в сарафане декольте, с длинным шлейфом, а отец - в флигель-адъютантском мундире, Александровской ленте и с Андреевской цепью.
Самый орден Андрея Первозванного, висевший на цепи, и Андреевская звезда были усыпаны бриллиантами.
На свадьбе произошел забавный случай: после венчания был момент, когда семейство отдыхало. Великий князь Михаил Николаевич сел в кресло и заснул, а великий князь Павел Александрович и дяденька стали подле него изображать служение благодарственного молебна: дядя Павел за священника, а дяденька - за диакона. Они вообще любили изображать богослужение. Когда они дошли до слов Евангелия, Михаил Николаевич вдруг проснулся и, думая, что он присутствует на богослужении, перекрестился. Затем, придя в себя, он рассердился и, плюнув, крикнул: "Тьфу, дураки!" Этот случай рассказал мне бедный дядя Павел во время одной из наших прогулок по тюремному двору, в августе 1918 года, в Доме предварительного заключения.
Вечером в день свадьбы, когда Александр Михайлович и Ксения Александровна ехали на тройке в Ропшу и переезжали по мосту через канавку, близ Ропшинского дворца, лошади испугались людей, стоявших по сторонам дороги с зажженными факелами. Экипаж опрокинулся на мосту и они оказались в грязной канаве. В ужасном виде, совершенно грязные, они пришли во дворец, где их встречал с хлебом-солью главноуправляющий Уделами князь Вяземский.
На нас, детей, этот случай произвел большое впечатление. Во время прогулок по Стрельнинскому парку, наш двоюродный брат, Христофор Греческий, очень любил его изображать. Он нам говорил: "Иоанчик, Гаврилушка, хотите посмотреть, как Сандро и Ксения упали в канаву?" и бежал вдоль канавки, окаймляющей дорожку, по которой мы шли, и вдруг падал в нее. Крики его гувернантки, мисс Лонг, не помогали. Наш милый шалун вылезал из канавы весь в грязи, к неописуемому ее ужасу.
21 октября утром, когда мы одевались, вошла к нам в уборную Атя и сказал, что Государь Александр III скончался. В этот же день праздновалось вступление на престол Императора Николая II и поэтому траур был снят. Родители наши экстренно вернулись из-за границы. В эти же дни я вижу себя разговаривающим в комнатах бабушки с королевичем Георгием Греческим, приехавшим на похороны Государя. Он был в русском морском сюртуке, с медалью за спасение погибающих это он спас Наследника Николая Александровича, когда в Японии на того напал японский фанатик и нанес ему саблей удар по голове.
В день похорон Императора Александра Ш мы пошли в Мраморный зал, окна которого выходили на Крепость. На набережной, перед нашим дворцом, были выстроены войска, которые дали несколько залпов, когда тело Царя опускали в могилу. Я помню, как молодой Государь, вместе с великим князем Михаилом Александровичем, проехал мимо Мраморного, возвращаясь с похорон. Наш отец, как командующий Преображенским полком, дежурил у гроба Государя в день его похорон и оставался на своем посту до тех пор, пока не заделали царскую могилу.
Глава третья
12 мая 1896 года мы с Иоанчиком и обоими нашими воспитателями поехали в Москву на коронацию. Эта поездка была полнейшим для нас сюрпризом. Нам объявили о ней перед самым отъездом. Я так обрадовался, что стал кататься по песку на дворе Стрельнинского дворца, в котором мы тогда жили.
В Москве на вокзале нас встретили родители и дяденька. Прямо с вокзала родители повезли нас в часовню Иверской Божией Матери, приложиться к Чудотворной иконе. Нас поместили в Потешном дворце, в котором жили родители, бабушка и дяденька.
Потешный дворец с давних времен предоставлялся нашей семье всякий раз, когда она приезжала в Москву. Он был в русском стиле, с зелеными стенами. Наша комната выходила непосредственно на широкую кремлевскую стену, с которой был чудный вид на Москву. Мы с дяденькой гуляли по этой стене.
Первый день нашего приезда был посвящен осмотру Москвы и наблюдением за тем, как приготовлялась коронация. Мы смотрели, как переносили царские регалии из Оружейной Палаты в Кремлевский Дворец. Это было очень красивое зрелище: на подушках несли корону, скипетр, державу и прочие регалии; шли герольды в золотых костюмах и в больших круглых шляпах с перьями, и дворцовые гренадеры.
Возвращаясь, мы встретили нашего отца под руку с великим герцогом Карлом-Александром Саксен-Веймарским, двоюродным братом нашего деда. Он был в сюртуке Ингерманландских драгун, шефом которого состоял. Ему было семьдесят восемь лет. Он родился в один год с Императором Александром II. У него были небольшие усы, которые он красил. Когда он целовался, на щеке оставался след от поцелуя. Однажды, где-то за границей, он встречал на станции мою бабушку Александру Иосифовну, которая держала на руках собачку. Когда он намеревался ее поцеловать, бабушка подставила ему вместо щеки - собачку, которую он и чмокнул.
Карл-Александр помнил Гете на смертном одре и прекрасно говорил на изысканном французском языке начала XIX столетия, как говорили наши деды.
Я слышал, что при его посредстве Император Александр II примирился с Императором Францем-Иосифом, которого он не желал видеть за неблагородную роль, какую сыграла Австрия во время Севастопольской кампании.
Но я отвлекся. Москва произвела на меня большое впечатление, в особенности Кремль, окруженный стеною с башнями, с его соборами и святынями. Погода стояла прекрасная. Москва была торжественна и сияла в ожидании коронационных торжеств.
Следующий день после нашего приезда был день коронования их величеств. Нас разбудили рано; солнце сияло. Слышна была военная музыка. Нас одели в белые матросские костюмы и отвели в Успенский собор, в особое помещение. Там мы ждали с бабушкой начала церемонии. Тут же с нами находились гоф-мейстерина бабушки графиня А. Е. Комаровская, управляющий двором бабушки П. Е. Кеппен, камер-паж и камеристка.
Бабушка приехала в собор в парадной карете, голубой с золотом, цугом, с форейторами и двумя лакеями на запятках. Бабушка была в русском платье из серебряной парчи и с дивными драгоценностями. Она просила разрешения их величеств не быть в декольтэ, боясь простуды, и потому корсаж ее платья был закрытый.
В соборе были отведены места для всех приглашенных и приготовлено особое место для Государя и Государынь, против алтаря, на возвышении, к которому вела большая, широкая лестница.
Я стоял рядом с княгиней Анастасией Николаевной Романовской, герцогиней Лейхтенбергской вместе с Иоанчиком и Сандро Лейхтенбергским (Князь Александр Георгиевич Романовский, Герцог Лейхтенбергский.).