На полотне, укрепленном на мольберте, уже были видны точные контуры сюжета, и по небу он слегка прошелся лазурью.
Мы с Джиком зашли ему за спину, чтобы тоже посмотреть. Парень глянул Джику в лицо, но не заметил ничего, кроме вежливого внимания. Мы наблюдали, как он выдавливал из тюбика на палитру свинцовые белила и желтый кадмий, а потом размешивал их кистью, получая приятный бледный тон.
– Эй! – громко произнес Джик, хлопнув его по плечу. – Ты мошенник! Если ты художник, то я слесарь-водопроводчик.
Вряд ли получилось учтиво, но все же было несмертельно. На лицах посетителей отразилось скорее замешательство, чем осуждение. Однако парень вскочил как ошпаренный. Он опрокинул мольберт и дико вытаращился на Джика. А тот, забавляясь от души, поставил точку над «i»:
– То, чем ты занимаешься, является уголовным преступлением! Парень отреагировал молниеносно: он схватил банки с маслом и скипидаром и выплеснул их содержимое прямо в глаза Джику.
Я схватил его за левую руку. Он правой подхватил палитру с красками и изо всех сил размахнулся, целясь мне в лицо. Я инстинктивно пригнулся, и палитра угодила не в меня, а в Джика, который закрыл глаза руками и заорал во весь голос.
Сара бросилась к нему и с разгону налетела на меня, из-за чего я не смог удержать молодчика. Он выдернул свою руку, метнулся к выходу, обежал сзади двух зевак среднего возраста, входящих в зал, и толкнул их прямо на меня. Пока я от них освобождался, его и след простыл.
Я пробежал несколько залов и переходов, но не смог найти его. Он ориентировался здесь, а я – нет. Прошло немало времени, прежде чем я бросил преследование и вернулся к Джику.
Около него уже сгрудилась огромная толпа, а Сара от страха стала просто невменяемой и, заметив мое возвращение, всю ярость излила на меня.
– Сделай что-нибудь! – завопила она. – Ну сделай что-нибудь, ведь он ослепнет! Я же так и знала, что нам не нужно было слушать тебя! Что мне делать?!
Я схватил ее за запястья, когда она намеревалась расцарапать мне лицо в отместку за то, что стряслось с ее мужем. А она была сильной женщиной.
– Сара, – произнес я с нажимом, – Джик не ослепнет!…
– Ослепнет! Ослепнет! – твердила она и била меня ногой, задыхаясь от ярости.
– Ты хочешь, чтобы он ослеп? – крикнул я.
Мои слова подействовали как пощечина. Она внезапно опомнилась, словно ее облили холодной водой, и ошалевшее существо превратилось просто в разозленную женщину.
– Масло вообще безвредно, – продолжал я твердо, – от скипидара немного режет глаза, но он никак не влияет на зрение.
Она сердито посмотрела на меня, выдернула руки и повернулась к Джику, который все еще корчился от боли, прижимая к глазам стиснутые кулаки. А поскольку это был все-таки Джик, он не мог не дать воли языку:
– Сукин сын, погань ты эдакая!.. Ну, погоди же, ты мне попадешься… Боже милостивый, я же ни черта не вижу… Сара, где же этот чертов Тодд?.. Я задушу его! Вызовите «Скорую», мне глаза выжжет… Чтоб его!..
Я громко сказал ему в ухо:
– С глазами у тебя все в порядке!
– Глаза-то мои, черт бы тебя побрал, и если я говорю, что мне скверно, то какой тут, к дьяволу, порядок?
– Ты прекрасно понимаешь, что не ослепнешь. Так что брось ломать комедию!
– Не твои глаза, зараза ты этакая!..
– И ты, кроме того, пугаешь Сару.
Теперь до него дошло. Он отнял руки от глаз и перестал орать.
Увидев его лицо, публика, привлеченная нашими воплями, ахнула от ужаса. На подбородке красовались мазки желтой и голубой краски с палитры копииста, красные, воспаленные глаза слезились, веки опухли.
– Сара, – пересиливая боль и отчаянно моргая, сказал Джик, – прости, милая. Этот сукин сын прав. Скипидар еще никого и никогда не ослеплял…
– По крайней мере, навеки, – добавил я, ибо нужно было отдать должное: сейчас, кроме слез, он ничего не мог видеть.
Враждебность Сары не уменьшилась:
– Тогда вызови «Скорую помощь»!
– Ему нужна только вода и время.
– Ты глупая безжалостная свинья! Ему явно нужен врач и…
Джик, перестав работать на публику, достал носовой платок и осторожно промокнул мокрые от обильных слез глаза.
– Он прав, дорогая. Нужно побольше воды. Вода все смоет. Отведи меня в ближайший туалет.
Сара взяла Джика за одну руку, какой-то сострадательный мужчина – за другую, и они бережно вывели его. Это было похоже на любительскую постановку какой-нибудь трагедии. Хор в лице присутствующих зрителей осуждающе глядел на меня, с надеждой ожидая следующего акта.