– Нам он сказал то же самое, – смиренно проговорил мистер Петрович.
– А внешне такой приятный молодой человек, – добавила миссис Петрович. – Все расспрашивал о нашем путешествии. Интересовался, на кого мы поставим на розыгрыше кубка…
– Спросил, куда мы собираемся ехать после Мельбурна, – припомнил мистер Петрович. – И мы ответили, что в Аделаиду, а тогда он сказал, что Алис-Спрингс в Австралии является Меккой для художников, и посоветовал нам там обязательно посетить салон «Ярра Артс», той же самой фирмы. У них всегда есть хорошие картины…
Мистер Петрович наверняка понял бы меня превратно, если бы я наклонился над столом и крепко обнял его. И я сосредоточил свое внимание на кофе глясе.
– Мы сказали, что поедем в Сидней, – уведомил меня Уайт Минчлес. – На это он никак не отреагировал и никаких предложений не делал…
Высокие стаканы были уже почти пусты. Уайт Л.Минчлес взглянул на часы и проглотил остатки своего черного кофе.
– А вы нам так и не сказали, – начала несколько сбитая с толку миссис Петрович, – почему ваш друг назвал молодого человека преступником. То есть я могу понять, почему парень напал на вашего друга и сбежал, если он действительно преступник, но почему ваш друг пришел к такой мысли?
– Я только что хотел задать такой же вопрос, – важно произнес Уайт.
«Напыщенный болтун», – подумал я.
– Мой друг Джик – настоящий художник. Он не выносит дилетантов в искусстве. Поэтому и назвал его работу преступлением. С таким же успехом он мог бы назвать его рисование мазней или пачкотней.
– И… все? – разочаровалась она.
– Ну… молодой человек работал красками, которые обычно не смешиваются. А Джик – человек требовательный. Он не может спокойно смотреть, если краски используются не как следует.
– А что это значит «не смешиваются»?
– Краски – это химикаты, – снисходительно пояснил я. – Большинство из них не влияют одна на другую. Но надо быть осторожным.
– А к чему приводит неосторожность? – поинтересовалась Руфи Минчлес.
– Ну… ничего, конечно, не взорвется, – улыбнулся я. – Просто… ну, если смешивать белила, а в них есть свинец, с желтым кадмием, который содержит серу, как на ваших глазах делал тот молодой человек, то вы получите приятный бледный тон… Но оба вещества взаимодействуют и с течением времени темнеют, что изменяет картину.
– И ваш друг назвал его действия уголовным преступлением? – недоверчиво переспросил Уайт. – Но ведь это, пожалуй, чересчур!
– Э-э… Ну, к примеру, Ван Гог пользовался яркой желтой краской, являющейся соединением хрома, когда рисовал свои «Подсолнухи». Желтый кадмий тогда еще не был открыт. А желтый хром, как выяснилось, разлагается и лет через двести дает зеленовато-черный тон. Так вот, подсолнухи уже имеют странный цвет, и до сих пор еще никто не придумал, как остановить процесс…
– Но ведь парень рисовал не для потомков! – вышла из себя Руфи. – А что он не Ван Гог, так оно сразу видно…
Я решил не говорить им, что Джик надеется на признание в XXIII столетии. Он всегда был одержим идеей стабильности тона и когда-то затянул меня на курс химии красок.
Американцы поднялись, собираясь уйти.
– Все было удивительно интересно, – с улыбкой заявил Уайт и, заканчивая разговор, добавил: – Но я все-таки лучше вложу свои деньги в оборотный капитал…
Глава 7
Джика не было ни в туалете, ни в залах Художественного центра. Я нашел его с Сарой в номере отеля. В дверях стояла очаровательная медсестра из персонала отеля.
– Постарайтесь не тереть глаза, мистер Кассаветз, – посоветовала она на прощание. – Если станет хуже, позвоните в регистратуру, и я приду.
Она с порога подарила мне профессиональную улыбку и зашагала по коридору.
– Как глаза? – спросил я после паузы.
– Что-то страшное. – Они были ярко-красные, но сухие, значит, дело шло на поправку.
Сара процедила сквозь зубы:
– Надеюсь, что Джик через день-два выздоровеет. Но больше мы рисковать не будем.
Джик промолчал. Ну что ж, этого и следовало ожидать.
– Ладно, – сказал я. – Счастливого уик-энда, спасибо за все.
– Тодд… – начал было Джик.
– Нет, – немедленно вмешалась Сара. – Это не наше дело. Тодд может поступать, как ему заблагорассудится, но у нас нет ничего общего с неприятностями его кузена. Мы не будем этим заниматься. И точка.
– Тодд не бросит дела, – сказал Джик.
– Тогда он просто идиот! – со злостью сказала она.
– Разумеется, – подтвердил я. – В наши дни каждый, кто старается исправить несправедливость, – идиот. Гораздо лучше не вмешиваться, не принимать участия и не брать на себя ответственности. Мне и в самом деле следовало бы сейчас рисовать в мезонине Хитроу и улаживать собственные дела, а Дональд пусть погибает. Конечно, так намного разумнее! Но вся беда в том, что я не могу так поступить. Я вижу, в каком аду он живет. Как же мне повернуться к нему спиной? Тем более что есть шанс вытянуть его. Ты права, Сара, я могу не справиться с этим. Но я могу хотя бы попробовать!..