«Товарищи!» — хочет начать Глеб Максимилианович, но ведь здесь, перед ним, не только товарищи. Недаром Ленин, возражая Дану, называл его «гражданином». Но обратиться так ко всему съезду — значит обидеть большинство делегатов...
Он начинает прямо, без обращения:
— Передо мной стоит чрезвычайно трудная задача — в краткий предоставленный мне срок развить громадную тему электрификации нашей страны.
Он говорит тихо: сказываются переутомление, бессонные ночи накануне съезда. Посматривает в сторону Владимира Ильича. Воодушевляет себя:
«Не бойся! Не бойся прослыть утопистом. Без утопистов, придумавших молот и колесо, люди так и остались бы несчастными «голяками» в пещерах. Это утописты проложили улицы первого города. Из их дерзких мечтаний родились благодетельные реальности».
Вперед, Глеб Кржижановский! Техник должен быть борцом.
— ...Нам приходится спешно заняться основными вопросами хозяйства великой страны в очень трудное и очень сложное по переплетающимся в нем событиям время. Оно может быть охарактеризовано как переходное время от частнохозяйственного строя, строя капиталистического, к хозяйству планомерно-обобществленному, социалистическому.
«Да, да, гражданин Дан! Как бы вы ни морщились, как бы ни вперяли в меня огнедышащий взор, ни сбивали, пуская в ход гримасничанье, притоптывание и прочие кульбиты из арсенала испытанных мастеров обструкции. Именно так. И только так».
— ...Благодаря электричеству является возможным подход к такому овладению силами природы, к созданию таких могучих производственных центров, которые уже не мирятся с частной собственностью. Там, где идет вопрос о том, чтобы громадные реки заковать в каменные одежды и построить такие станции, которые будут влиять на жизнь целых районов страны, где дело идет о хозяйственном объединении этих районов в целостное народное хозяйство, — там территориальная собственническая грань не может не мешать.
— ...страна, стряхнувшая гнет частной собственности, получает возможность свободного подхода к источникам природной энергии и может не считаться в своих проектах и планах с прихотливой игрой частных интересов. Ошибочно и, более того, преступно было бы не использовать это наше преимущество.
— ...Нам противостоят противники, вооруженные всеми атрибутами сильно развитого капиталистического хозяйства. Совершенно ясно, что и в экономической борьбе нам надо быть вооруженными тем же оружием, каким вооружены они. При этом было бы крайне опасно переоценить элемент так называемой живой силы, рассчитывать на то, что масса трудового населения в нашей громадной стране может победить, опираясь лишь на свою численность. Вспомним, что Америка в своих механических двигателях располагает мощностью в сто тридцать миллионов лошадиных сил, тогда как мощность наших двигателей в довоенное время не превосходила тринадцати миллионов лошадиных сил. В переводе на мускульную силу человека приходится каждую лошадиную силу множить на десять, то есть Америка в своих двигателях как бы располагает армией в миллиард триста миллионов человек...
Он говорил уже громко, высоким, чуть звеневшим голосом, — о том, как электрификация поднимет производительность труда и взрастит промышленность, о расцвете сельского хозяйства, о возрождении транспорта, дружного с такой замечательной штукой, как электровоз, о безграничности наших богатств и возможностей: черноземы Кубани, Поволжья, таежный лес, уголь Донбасса, уголь Сибири, «белый уголь», разлитый повсюду, «черное золото» — нефть — сокровище подороже настоящего золота! Все твое, все наше, приложи только руки.
Перед ним в полутемном зазябшем зале сидели люди, видавшие, как добровольцы Булак-Балаховича обматывают колючей проволокой голого старика, а потом катают его по улице деревни, и он сходит с ума; люди, слыхавшие, как в облитом керосином и подожженном бунте потрескивает пшеничное зерно, наполняя удушливо-сытным чадом голодающую округу; люди, знавшие, как ноют пальцы на недавно ампутированной руке.
Все они сидели перед ним, напряженно притихнув, — жадно слушали его.
Там, среди них, сидела Зина и тоже внимательно, очень внимательно слушала его, точно он не читал ей по десять раз каждую главу, не обсуждал с ней каждый абзац своего доклада.
Товарищи из президиума повернулись к нему, подались вперед, как бы стараясь быть поближе. Сталин, стиснув карандаш, подпер кулаком усы. Калинин выпустил колокольчик, сцепил пальцы — рука с рукой. Ворошилов, Гусев, Петровский, Орджоникидзе буквально ловили каждое слово докладчика.