Выбрать главу

Развеселили Глеба Максимилиановича и образцы изделий Петроградского фарфорового завода — тарелки, чашки, блюда с надписями: «Кто не трудится, тот не ест», «Мир хижинам, война дворцам», «Что добыто силой рук трудовых, да не проглотится ленивым брюхом».

В разделе ВСНХ, на аккуратных стендах, среди деталей для электровозов, сделанных в порядке опыта Кизеловской мастерской, и веревочных приводных ремней, «великолепно заменяющих кожаные», перед Глебом Максимилиановичем вдруг предстал снаряд.

Что такое? Почему? Зачем?

Проворный распорядитель стукнул кулаком по головке — из снаряда выпали брошюры Кржижановского «Основные задачи электрификации...». Агитснаряд изобретен красноармейцами братьями Вишневскими для разбрасывания листовок.

— Почтеннейший, а почтеннейший! — потянул кто-то за рукав.

Обернулся — крестьянин, старик в лаптях и свитке домотканого сукна, корявый, ни дать ни взять мшистый пень из глухих Беловежских пущ.

— Извиняй, братка. Никак в толк не возьмем. Растолкуй, будь ласка. — И повел туда, где возле диаграммы «Сколько у нас земли» в замешательстве переминались еще десять—двенадцать таких же «ходоков».

Глеб Максимилианович объяснил, что большой квадрат означает все наше земельное богатство — два миллиарда десятин, а крохотный внутри него — те сто три миллиона, которые обрабатываем.

Зачмокали, заскребли в бородах.

— Ахти! Сколько земли гуляет!

— Вот бы поднять!..

— Нешто поднимешь этакую махину...

— Теперь поднимем, — убежденно, веско произнес старик — тот, что привел Глеба Максимилиановича.

Произнес не «теперь», а «тяпер»: он и в самом деле оказался из Белоруссии:

— Вызвали с дяревни у волость. «Волревк» выборы вчинил. А там — на уездный съезд Советов у Бобруйску. А там — у самом Минску. Замотался! Но ни одного заседания не пропустил. Стал понимать: чаго не пойму — товарышы растолкують... Как на Всероссийский выборы подошли, выставили беспартийные, коммунисты руки подняли: «Езжай, дед, у Москву. Погляди, як там. Верно ли, что у большевиков сила. Ленина и Калиныча погляди...»

Рассказ его прерывают голоса других «ходоков» — видимо, давно тянущийся спор.

— А все ж таки надо бы нам самим в посевкомы взойтить, — упрямо твердит молодой, кровь с молоком бородач, Стенька Разин с лапищами, зачерневшими от угля и железной окалины, — конечно, кузнец деревенский.

— И Калиныча об том повестить! — поддерживает хлипкий мужичонка с аккуратным кожаным ремешком — от пояса к карману, выдающим в нем коновала, тоже избалованного вниманием односельчан.

— Зачем? — все так же убежденно и убедительно гудит старик. — Ежели к трем безграмотным мужикам из волисполкома прибавить еще три безграмотных мужика по выбору, то получится шесть безграмотных мужиков — только и всего. Нужно образование...

— Эк, пристало слово, ровно оспа!

— Нам нужны свои, красные инструкторы! — не уступает старик. — Иначе, как оно было два мильярда и сто три мильена, — кивает на диаграмму, — так и останется! — Отрубает ладонью пространство и тут же доверительно обращается к Глебу Максимилиановичу: — Слышь, почтеннейший, напиши мне семиграмму.

— Что, что?

— Ну, это... как его?.. По скорой почте. До дому. Письмо.

— А! Телеграмму?

— Во, во.

— А сам-то что же?

— Да я, вишь... того... Глазами не дюж... Окуляры посеял...

Глеб Максимилианович видит: старик хитрит, лукавит: стыдно признаться, что неграмотен.

Устроившись в стороне, за столом распорядителя, Кржижановский пишет под диктовку:

«Доехал в Москву благополучно. Спать ложусь в гостинице — «Метрополь» прозывается. Москва большая, и все — товарищи, но есть и беспартийные (пиши, пиши...) Был у Калиныча. С ним мы други-приятели. И товарища Ленина видал. Сказал ему про наше житье. Обходительный товарищ, адрес мой записал в книжку. Нашим в деревне скажи, чтобы крепко стояли за Советы. Скоро все будут коммунистами, потому что кругом будет электричество. Приеду — книжек привезу. И картин разных. Прощайте...»

Когда Глеб Максимилианович перечитал написанное, дед разочарованно поглядел на него, искренне огорчился:

— Больно коротко!.. Ну, ладно. Приеду — расскажу.

Потом, уже вместе с крестьянами, Кржижановский перешел в следующий зал, где выставил экспонаты Народный комиссариат внешней торговли. «Вывоз» — меха, доски, брусья, балансы для производства фанеры и бумаги, лен. «Ввоз» — топоры, пилы, телефоны, телеграфные аппараты, тракторные плуги.