Недавно Глеб Максимилианович предложил ему заняться приспособлением ветряных мельниц для электрификации деревни. Козьмин ухватился за идею, тут же выдвинул «программу-минимум»: немедленное (только немедленное!) использование... ста шестидесяти пяти тысяч мельниц (ни больше ни меньше!), конструирование мощнейших ветродвигателей, особая комиссия, «руководство которой я могу взять на себя» (скромностью инженер от рождения нс страдал).
Не долго раздумывая, энергичный инженер написал Ленину о том, что он, Козьмин, между прочим — так и написал: «между прочим»! — познакомился с работами покойного профессора Жуковского, считавшегося первым в мире теоретиком аэродинамики, и уверен, что энергию ветра можно использовать больше, чем топливно-тепловую. «Россия богата ветрами (не только в головах некоторых «советских сановников»). — Возможно, это был намек и на него, Глеба Максимилиановича Кржижановского... — Использование этих ветров и будет первым шагом организации «Главсолнца»...»
Ленин со вниманием отнесся к предложению инженера, но испещрил поля его письма недоверчиво-скептическими «гм», вопросительными и восклицательными знаками.
Теперь Козьмин претендовал, обижался, требовал ускорить продвижение революционной идеи в жизнь.
— Да поймите же, — увещевал его Глеб Максимилианович. — Вам поручили весьма и весьма конкретное дело, а вы занялись добыванием солнечной энергии из огурца.
— Дайте мне комиссию!
— Зачем еще одна комиссия, в которую, кстати сказать, вы рекомендуете исключительно своих друзей? Научно-технический отдел ВСНХ сделал бы для вас все что надо.
— Научно-технический отдел способен только замораживать! Их необходимо «перетряхнуть», как раков в мешке, вычистить эти авгиевы конюшни. Подумайте! За десять лет мы получили бы от ветра в пять раз больше энергии, чем по проекту ГОЭЛРО...
Сказать бы председателю Госплана все, что думает об инженере Козьмине, сдвинуть брови, топнуть ногой да еще с прибавлением вводных слов, которыми в таком совершенстве владеет дворник Сила Силыч. Но мягок, добр председатель Госплана.
«Один профсоюзы «перетряхивает», другой ВСНХ... О, господи! — страдал Кржижановский, прикидывая, как бы поделикатнее выпроводить разошедшегося прожектера. — Еще «сверхреволюционер» на мою голову! За что?..»
После Козьмина в кабинет ворвался журналист, только что вернувшийся из Кривого Рога. С ходу отрекомендовался:
— Иван Кампенус. — И тут же обрушился, навалился на председателя Госплана: — Что же это такое?! До каких пор?! Куда смотрим?! Лесные материалы с Черниговщины не подвезены из-за разрухи транспорта. Решили заготовить рудничные стойки в ближних лесах, так на станции Калачевское их захватили — кто бы, вы думали? — сами железнодорожники! Растащили по домам, сожгли! Уголь, отправляемый для рудников, систематически реквизируется в пути Екатеринославской дорогой! Разве этого заслуживает Кривой Рог, который двадцать пять лет назад вместе с Донбассом отбил первенство у старого Урала, а перед войной уже давал три четверти общероссийской добычи руды и выплавки чугуна! Нет! Железный голод России утолит не Урал...
«Да что ты мне лекции читаешь? — сердился Глеб Максимилианович, так и не предложив незваному гостю стул. — И к чему противопоставлять один район другому? Кривой Рог пока что бездействует, а старик Урал, плохо ли, хорошо ли, выручает нас помаленьку. Прикинь: что, если через десять—двадцать лет опять война?.. И Кривой Рог нужен, и Урало-Кузбасс будем двигать. Не- пре-мен-но!»
— Да погодите вы, в конце концов! — поморщился Кржижановский. — Не частите!
Но молодой правдист по-прежнему горячился:
— Работы на рудниках остановлены еще в восемнадцатом. С тех пор Кривой Рог пережил четырнадцать «правительств»! Немцы, гайдамаки, махновцы, деникинцы, повстанцы да просто местные крестьяне — все «руку приложили». Особенно жестоко пострадало все деревянное — все, что могло гореть... «Таранаковская» группа и рудник «Дубовая Балка» полностью затоплены. В остальных вода прибывает медленно, но неуклонно.
«Для чего ты все это говоришь? Будто я не знаю!» — У Кржижановского еще не прошло раздражение, оставленное «визитом» инженера Козьмина, он плохо слушал, так и сяк выворачивал странную фамилию журналиста (может быть, псевдоним такой — сверхреволюционный?).
Тем временем Иван Кампенус, упершись обеими руками в стол председателя Госплана, не унимался, гнул свое:
— Двадцать тысяч горнорабочих разбежались. Это верно. Это так. Зато на местах две тысячи служащих, сторожа, десятники, технический персонал. Сохранились силовые установки общей мощностью до пятнадцати тысяч лошадиных сил. Из них половина — электрические! Станция Шмаковского рудника уже пущена в ход. Остальные крупные станции требуют лишь незначительного ремонта... Если принять меры к политическому оздоровлению района... Если одолеть транспортные затруднения путем организации специальных, охраняемых, маршрутов... Если к тому же учесть исключительно благоприятные продовольственные условия в Кривом Роге...