Организована подкомиссия районирования — вырабатывается ведущий, определяющий принцип нашей плановой системы. Опять, как во времена ГОЭЛРО, крупнейшие ученые обосновывают возможности, задачи, перспективы экономических районов. Кропотливо, шаг за шагом первый раз в истории создается «мозг» экономики целой страны, да какой страны! Начинается, разворачивается работа, которая введет в жизнь понятия «плановая экономика», «пятилетка», «победа социализма».
Только сдвинули с мертвой точки очередное начинание — опять запинка: Троцкий настоятельно рекомендует Ленину брошюру Шатуновского «Белый уголь и революционный Питер».
Ленин прислал ее Глебу Максимилиановичу — на отзыв.
Усталый вернулся председатель Госплана домой, поужинал «чем бог послал», недовольно покряхтел, поднимаясь из-за стола, ушел в кабинет, без особого энтузиазма раскрыл желтовато-розовую книжицу. И тут же — хвать кулаком по столу. Ну, конечно! Вот оно! Отрыгнулось! На первой же странице: «...ударить в набат... стать в ряды...»
В начале брошюры шли общие декларации об использовании энергии Свири и Волхова для восстановления Петрограда как промышленного центра. Запальчиво и патетически автор ломился в открытую дверь, полемизировал так, точно кто-то был против использования гидравлических ресурсов этих рек. Потом он выдвигал в противовес «нереволюционному» ГОЭЛРО свой сугубо «революционный» план. Причем слова «путь мирного строительства» из уст его звучали как ругательство. Он сыпал едкие намеки, сдабривал все изрядной порцией демагогии.
«Не все, от кого зависит жизнь Петрограда, считают, что спящая красавица уж наверное проснется при раскатах грома мировой революции, когда очутится в центре Пролетарской Европы».
«Ну-ка, посмотрим, что за методы ты предлагаешь?» — подумал Глеб Максимилианович с любопытством, точно увидал перед собой лицо противника, ощутил азарт завивавшейся драки.
А противник, ничуть не смущаясь, разворачивал свой план:
«...Революционно произвести грандиозную работу, не пожалев для нее, как материал, техническое достояние петроградских заводов, гранит, в который одета Нева, целые улицы, снесенные для кирпича и камня... не побояться самые ценные сооружения использовать... в том же порядке, в каком мы переплавляем всякие изделия в слитки... Мебель в барских квартирах мы переставили. Переставим теперь такой же твердой рукой электрическое и другое оборудование барских буржуазных заводов. Двинем на Свирь и Волхов все решительно, если нужно будет, то хотя бы пол-Петрограда».
Юмористическое воображение Глеба Максимилиановича сразу представило картину того, как Эрмитаж, Исаакиевский собор, Медный всадник — все рушится «твердой рукой», переплавляется в слитки, направляется — неведомо на чем — к берегам Свири и Волхова. Оборудование «барских буржуазных заводов», веками кормившее Россию машинами, кораблями, инструментом, сукном... демонтируется — бог весть как приспосабливается к тому, чтобы стать турбинами и генераторами сверхмощных современных гидростанций.
Н-да-а...
И все это предлагается всерьез, без тени улыбки, как «немедленное революционное строительство» путем массового порыва и творчества — гигантского скачка вперед за какие-нибудь восемь месяцев... И всю эту полуграмотную дребедень Троцкий противопоставляет усердной вдумчивой работе двухсот Александровых, Шателенов, Рамзиных...
Если задуматься, все это пострашнее Кронштадта.
Ленин встретил Глеба Максимилиановича уже в дверях — привычно бодрый, чуть сдержанный:
— Здравствуйте! Садитесь. Ну что? Прочли? Как?
— Да просто не знаю, что и сказать, Владимир Ильич... Автор брошюры и сам где-то понимает, признает, что поставить Свирь и Волхов на службу Петрограду — работа циклопическая. Но в то же время требует немедленно — вы чувствуете? — немедленно обратить силу течения воды в электричество и передать по проводам. Нельзя сказать, что он полный невежда или идиот, но...
— Так, так, так... Кто же он? Что собой представляет?