Ленин подчеркнул фразу «Очень может быть, что он ошибается» еще раз, еще, задумался, провел четвертую черту:
— Кстати, нельзя ли ускорить заказы на турбины для Волховстройки?
— Да в общем-то... пока что... — Кржижановский замялся.
— Да или нет?
— Вы же сами, Владимир Ильич, написали мне, что не все электрические заявки можно и должно оправдать теперь, когда придется закупать за границей продовольствие.
— Конечно. Сегодня недостаточно доказать, что электричество экономит топливо. Надо доказать еще, что необходим данный расход на двадцать первый — двадцать второй год при условии максимального хлебного и топливного голода. И все же!..
— Ускорим, Владимир Ильич.
— Надвигающийся голод и кризис топлива отнюдь не означают, что мы должны отступиться от плана электрификации, свернуть его. Знаете, я думал тут ночью — не спалось... Надо, мне кажется, скорее поднять свои турбинные заводы. В первую очередь питерские, конечно: Металлический, «Сименс и Гальске»... Предусмотрите это в текущем хозяйственном плане. Закажите для них все необходимое. Во что бы то ни стало... Подумайте об этом.
— Постараюсь, Владимир Ильич... Что же там еще, в этом письме?
— Да, что?.. — Ленин отодвинул бумагу, прикрыл ее локтем так, что Глеб Максимилианович уже не мог удовлетворять свое любопытство. — Обычные выходки. Хвала Шатуновскому за то, что требует принять исключительные меры, заинтересовать массы. В этом-де заслуга его брошюры. Вашей милости, понятно, достается. И отзыв-то ваш неубедителен. И плановая комиссия-де есть более или менее плановое отрицание необходимости практического и делового хозяйственного плана на ближайший период. И вообще... Да мало ли... — Он приподнял локоть, черканул на полях вопросительный знак, снова заслонил «сверхреволюционное» послание, задумался о чем-то неизмеримо большем, чем само письмо. — Да, Троцкий, как видно из этого, настроен сугубо задирательно. Ну, что ж? Не впервой.
Выходя из кабинета, Глеб Максимилианович улыбнулся: как трогательно ограждал его Ильич от обидных выпадов и намеков, которые наверняка рассыпаны по всему письму маститого «сверхреволюционера».
По дороге обратно в Госплан он невольно сопоставил Троцкого и Ленина. Сколько самых революционных, самых красивых слов уже произнесено Троцким по поводу
электрификации, а на практике что? — сплошной авантюризм.
Одним замечанием о скорейшем пуске турбинных заводов Ленин сделал для спасения «революционного Питера» больше, чем все «сверхреволюционеры» всей своей «сверхбарабанщиной».
Да что Питер? Дело и шире, и глубже. Речь идет о путях строительства социализма: штурмовой натиск средневекового кустаря или планомерное возрождение всей экономики на основе новейшей техники? Кажущаяся революционность Троцкого и истинная, не на словах, а на деле, революционность Ленина — его загад на многие годы вперед.
Глеб Максимилианович живо представил, как скоро — он убежденно верил в это — зашумят уникальные гиганты — станки турбинного Металлического завода, завода генераторов «Сименс и Гальске», превращенного в «Электросилу». Те самые заводы, которые троцкисты предлагают разрушить на щебенку, переплавить в слитки, станут истинными «заводами заводов» — один за другим будут строить турбогенераторы для Волхова, для Свири, для Днепра, а потом — машины, каждая мощностью в целый Волхов, в целую Свирь, в Днепр, больше Днепра, больше половины ГОЭЛРО... Строить не только для первой Республики Труда, но и «для грядущей социалистической Европы и Азии».
Чтобы завтра все это сбылось, надо сегодня — сейчас — драться. Не только против Рыкова, не только против Троцкого. И не на кулаках, не на шпагах — драка похитрее, потруднее:
Добыл мешок семян, отвел десятину под кукурузу, которую Ленин призывает сеять для страховки от голода, — это р-раз в зубы!
Заготовил вагонетку торфа, сажень дров, штабель угля — уже под дых!
Выпустил на отремонтированный путь паровоз — наповал!
— Ну, что ж? Драться так драться: во что бы то ни стало...