Между тем Ленин развивал свою мысль:
— В непрерывном голоде, в непрерывную войну, на пустом месте, с быстротой, характерной для лучших европейских строительств, поднимают современную станцию.
— И притом крупнейшую в Европе, — добавил Кржижановский.
— Интересно, Глеб Максимилианович, что бы сказал Уэллс, если бы увидел все это? А ведь сейчас еще труднее, чем год назад, когда он был у нас... Да-а, справедливо советуют восточные мудрецы: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
— Почему же все-таки вы не заехали на строительство, Владимир Ильич?
— Почему?.. Знаете, как у нас, — поднимется шум, суета, соберут митинг... Тысячи и тысячи людей оторвут от работы в эту горячую, решающую пору, когда каждая минута — на вес жизни.
Глеб Максимилианович тут же представил, как хотелось Ленину завернуть на площадку, походить по лесам, подышать «воздухом созидания». Каких сил стоило удержаться от этого!
Словно отвечая на его мысли, Ленин грустно вздохнул:
— Ничего. Приеду на торжественный пуск.
Он пробыл у Кржижановских несколько часов. Поужинали, проговорили допоздна. Уже ночью Владимир Ильич двинулся в Москву. На прощанье, как бы между прочим, сказал:
— Пожалуйста, не обижайтесь на «зловредных» почтовиков. Это я виноват.
— Как так?
— Я запретил доставлять сюда почту. Здесь вам надо только отдыхать — отдыхать по-настоящему, как советуют врачи...
В тот вечер немало говорили и о предстоявшем съезде электротехников...
Вскоре Глеб Максимилианович подготовил доклад о работе ГОЭЛРО для этого съезда.
Ленин приветствовал собравшихся со всей страны специалистов — надеялся, что помогут двигать дело электрификации. Обширнейшая аудитория Политехнического музея с трудом вместила приехавших. Как заметил Кржижановский, парадная сторона совершенно отсутствовала, путешествовать делегатам пришлось без путеводителей, способом апостольским, питаться — с большим нажимом в сторону духовной пищи. Но рабочее настроение не спадало. Споры заходили далеко за полночь. Цифры и факты, проблемы и практические программы, доклад Иоффе о строении материи, Шулейкина — о развитии радиотелеграфии и радиотелефонии, Рамзина — о топливном снабжении страны, Графтио — об электрификации транспорта, Миткевича — о природе электрического тока...
Все волновало инженера и профессора, монтера и академика, равно стосковавшихся по настоящему делу. Все случайное, наносное неизбежно отпадало, отходило в сторону. Восемьсот девяносто три делегата и четыреста семьдесят пять гостей признали, что план электрификации не фантазия, а вполне реальный, безусловно научный подход к нашей основной хозяйственной проблеме — надо взяться всем дружно и скорее перевести его с бумаги в жизнь.
Не успел Глеб Максимилианович отдышаться после этого нелегкого дела, подоспело следующее...
Двадцать второго октября на поле Бутырского хутора собрались наркомы, инженеры, крестьяне ближайших к Москве деревень, студенты...
Председатель Госплана приехал за полчаса до назначенного срока, но возле трансформаторов, лебедок и чудовищно длинного плуга уже хлопотали два брата с Арбата — Александр Иванович и Борис Иванович Угримовы, Василий Захарович Есин, монтеры, машинисты из учебно-опытного хозяйства Московского высшего зоотехнического института.
Наконец подкатил автомобиль, который все ждали.
Щелкнул замок дверцы, показался Ленин в зимнем пальто. Сырой ветер чуть не сорвал кепку — Ленин удержал ее за козырек, надвинул покрепче, помог выбраться Надежде Константиновне, Марии Ильиничне и Калинину.
Тут же, откуда ни возьмись, к ним кинулся мальчонка лет девяти:
— Дяденька Ленин! Дяденька Левин! Я тебя сразу признал! Это мы дорогу украсили еловыми ветками...
Встречавшие стали оттаскивать его весьма неделикатно — за шиворот. Но Ленин удержал, привлек проныру:
— Как зовут?
— Петькой.
— У тебя, что же, папа с мамой здесь работают?
— Мамка работает, доярка она. А папка помер.
— «Помер»... — Ленин пристально оглядел его видавшие виды пальтишко с чужого плеча, стоптанные сапоги. — В школу ходишь?
— Пошел ноне... Я и телят пасу.
— Ишь ты! Молодчина.
Все же мальчишку оттеснили в сторону. Опасливо поглядывая на провода высокого напряжения, подвешенные над полем, к Ленину пробились делегаты рабочих и служащих хозяйства.
— Приветствуя нашего вождя на земле, политой нашим потом, мы вместе с ним в этот день выражаем горячее желание, чтобы сеть проволок, несущих рабочему и крестьянину освобождение от каторжного труда, от нищеты и голода, покрыла всю рабоче-крестьянскую Россию...