— Напротив! — Ильич решительно отставляет пустую тарелку. — Они дают возможность организовать решительные двойки и тройки для новой волны. Посев слишком реален. Семена упали именно в те слои почвы, говорить о бесплодии которых — все равно, что признать отсутствие пульса у такой преисполненной сил страны, как наша. — И, приподнявшись из-за стола: — Революция подавлена. Да здравствует революция!
Но впереди еще самые трудные годы. Торжество победивших врагов. Столыпинские «преобразования». «Столыпинские галстуки» на шеях товарищей. И — еще страшнее — уход, измена, предательство тех, кого привык считать верными до конца. Изо дня в день зрелище того, как они осмеивают, оплевывают святые идеалы.
Кто знает, как бы он прошел сквозь безвременье, если бы не его, Старика, незримое присутствие рядом, его жизненный и житейский пример, поддержка, постоянный мысленный совет с ним.
Третий пункт путейского устава, по которому в пятом году уволен инженер Кржижановский, запрещает ему работать на железных дорогах России. Департамент полиции предусмотрительно закрыл перед ним двери фабрик и заводов. И еще после ссылки правительство оговорило «недозволительность проживания Глеба Максимилиановича Кржижановского» во всех промышленных и университетских городах. Словом, шагу ни ступи — все «нельзя», «нельзя», снова начинается нелегальная жизнь.
Подпольная работа в уцелевших организациях Питера. Случайные заработки. Уроки. Ох, как медленно, как мучительно тяжело тянется проклятый девятьсот шестой год! Как долго он не кончается!
Только к девятьсот седьмому в Петербург возвращается Леонид Борисович Красин... С ним Глеб Максимилианович подружился еще в студенческие годы. Казалось, природа отпустила этому человеку неиссякаемый запас духовных и физических сил. Ораторские способности, гибкая и тонкая аргументация как-то сразу выделяли его, делали заметным среди товарищей. Нелегкую премудрость технологических наук он одолевал с такой же легкостью, с какой переплывал Волгу. Исключая его из института за участие в демонстрации на похоронах Шелгунова, директор очень жалел о потере такого студента. Это несмотря на то, что еще «вчера», во время сходки, студент с блеском обличал того же директора!..
Прошли годы первой ссылки — Леонид Красин завершил образование. Стать хорошим инженером помогли ему и широкая, богатая начитанность, и подготовка диалектики марксиста, и способность «мыслить геометрически» — сразу понимать чертежи, владеть счетной линейкой.
Вместе с Классоном он строит электрическую станцию на Бакинских нефтяных промыслах, становится известным в деловых кругах России как ближайший друг и сотрудник «несравненного Роберта Эдуардовича», как инженер, «под которого можно дать деньги».
Там же, в Баку, Леонид Красин организует подпольную типографию.
До сих пор памятна Глебу Максимилиановичу тогдашняя встреча с ним. Кржижановский как член первого Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии повел с Красиным переговоры. Красин тут же с готовностью откликнулся на предложение о сотрудничестве. Это он помог быстро напечатать первомайскую прокламацию, ставшую как бы манифестом Центрального Комитета.
В революцию пятого года Красин — незаменимый помощник Ильича, который высоко его ценит.
Как член ЦК, он создает знаменитую подпольную типографию в Москве, на Лесной улице, а как видный инженер строит электрическую станцию в Орехово-Зуеве, у Саввы Морозова.
Знакомство с этим крупнейшим фабрикантом открывает Красину доступ в среду фрондирующей либеральной верхушки Москвы, а личное обаяние помогает сблизиться с актерами Художественного театра — добывать деньги для большевиков.
Перебравшись в Питер, Леонид Борисович занимает пост заведующего кабельной сетью «Электрического общества». Обстоятельство, мешающее даже опытным ищейкам понять, что Красин — активный участник революции, что он дружит с такими людьми, как Камо, готовит и испытывает бомбы с такими, как Глеб Кржижановский.
Вскоре по его протекции на улицах столицы появляется не совсем обычный монтер. Внешне он ничем не отличается от своих собратьев по профессии — свежая рубашка с накрахмаленным воротничком, строгий черный галстук, строгая тужурка, шляпа, кожаная сумка на широком ремне. Мало кто знает, что имя этого человека высечено на мраморной доске в вестибюле того самого института, мимо которого он сейчас шагает, что он был начальником крупнейшего в России депо, входил в руководящую пятерку петербургского «Союза борьбы», в первый ЦК Российской социал-демократической рабочей партии.