Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян! Военно-Революционный Комитет при Петроградском Совете Рабочих и Солдатских Депутатов
25 октября 1917 г. 10 ч. утра».
В Москве создается Военно-революционный комитет. Одновременно контрреволюция организует Комитет общественной безопасности.
Красная гвардия занимает почтамт и телеграф, революционные солдаты — Кремль и его Арсенал.
Рабочие выступают на охрану заводов, мостов, железных дорог.
Но в Московском Военно-революционном комитете нет единства. Меньшевики откровенно говорят, что их цель — «бороться внутри комитета за замену его общедемократическим революционным органом» и «возможно безобиднее изжить все последствия... авантюризма большевистских вождей». В отличие от Петроградского Московский ВРК действует нерешительно, медлит, колеблется, даже вступил в переговоры с противником. В результате возможность обойтись без излишнего кровопролития упущена.
Двадцать шестого и двадцать седьмого октября по всей Москве начинаются стычки. И тот и другой лагери стремится занять новые, усилить захваченные позиции. Борьба юнкеров с солдатами пятьдесят шестого полка за Кремль превращается в настоящее сражение. На подмогу юнкерам Комитет общественной безопасности бросает офицерские отряды. На Красной площади юнкера учиняют расправу солдатам-двинцам, шедшим из Замоскворечья охранять Московский Совет. А потом захватывают телефонную станцию, Кремль, зверски уничтожают тех его защитников, которые еще остались в живых.
Днем и ночью сотрясают московские улицы пулеметные очереди, залпы бомбометов, разрывы снарядов, грохот броневиков.
Контрреволюция развивает успех. Юнкера, офицерские части, «домовые дружины» одно за другим занимают здания в узловых пунктах на Тверской, на Дмитровке, на Мясницкой, у Никитских ворот. Явно обозначается стремление белогвардейцев окружить Скобелевскую площадь — покончить с МК, Моссоветом, ВРК...
Ленин шлет на помощь матросов-балтийцев, революционных солдат, большие денежные средства. По призыву Военно-революционного комитета в Москву спешат отряды из Серпухова, Владимира, Коломны. С вокзалов — прямо в бой.
К утру третьего ноября сражения окончены.
Еще не утихли выстрелы, а Глеб Максимилианович спешит «проведать» Москву. Не терпится поскорее увидеть, пострадал ли город.
Нет, на улицах, по которым идет Кржижановский, к его удивлению, нет разрушенных зданий. Всюду — на тротуарах, на мостовых, на трамвайных путях — сверкают осколки выбитых стекол. Да, урон немалый, но дело поправимое: двинемся дальше...
Глеб Максимилианович боялся за судьбу Кремля, по которому пришлось палить из тяжелых орудий. С облегчением и радостью он вздохнул, увидав, что ни одна крупная постройка в Кремле не разрушена. Правда, больше других досталось Никольским воротам, но все это можно реставрировать без особых затруднений.
Исторический музей и Городская дума тоже, можно считать, уцелели...
Он спустился к Охотному ряду, пошел дальше по улицам. К счастью, ни на здании университета, ни на Румянцевском музее не заметно шрамов.
Повезло Москве на сей раз. Ничего подобного декабрьским разрушениям девятьсот пятого года вокруг не было. Тогда, в декабре пятого года, царская артиллерия била «по площадям» — сметала с лица земли целые кварталы Пресни. А ведь сейчас... Сейчас сопротивление, оказанное белогвардейцами, было куда сильнее, упорнее и технически совершеннее, чем то, которое оказали дружинники пятого года царским усмирителям. И все же... Молодцы революционные солдаты! Сразу видно, что здесь, на московских улицах, поработали настоящие хозяева города, которым и в голову не могло прийти бить «по площадям»,
Итак — победа!
Но радость омрачена гибелью сотен товарищей. Через неделю схоронили их в братской могиле на Красной площади, у Кремлевской стены.
Во время боев остановились московские заводы. Не работал городской транспорт. Закрылись магазины. Запасы продовольствия и топлива подходили к концу. Как всегда случается в тяжелых обстоятельствах, на свет божий повылезли бандиты, спекулянты, недобитая «контра».
Некогда праздновать победу, некогда оплакивать жертвы. Надо срочно восстанавливать, налаживать нормальную жизнь второй столицы. И сразу в этом непростом деле Глеб Максимилианович встречает сопротивление городской буржуазии, правых эсеров, меньшевиков. А на носу зима, особенно холодная, особенно голодная...