— Главное, бесспорно, электрические станции... — рассеянно продолжал Ленин, вернувшись. Но тут же собрался, сосредоточился. — Ничего вам не могу посоветовать, — признался он, оглянулся на дверь «будки», черканул что- то черным толстым карандашом на листе из блокнота. — У меня, так же как и у вас, нет опыта в подобном деле.
Ни у кого нет. Одно скажу вам: верно, слово «бюро» несет и частицу отрицательного заряда — «бюрократизм», «бюрократия»... Но ведь дело не в слове. Вы — электрик и, уверен, лучше меня знаете, как отрицательный заряд нейтрализуется положительным.
— В процессе совершаемой работы.
— Вот! Вот именно! — подхватил Ленин. — Все непреодолимые трудности, все неразрешимые проблемы преодолеваются, решаются только в процессе совершаемой работы. — По-прежнему без какого бы то ни было заигрывания он добавил: — Вы просите, чтобы я вам помог, а я хотел просить помощи у вас, — и, привстав, заходил привычно по кабинету — из угла в угол. — Думаю, излишне вам рассказывать, во что превратили наше земледелие пять лет войны. Есть точные цифры, где-то был листочек — не найду. Ну да не в цифрах сейчас дело — и так ясно, сколько отнято у земли лошадей: кавалерия требует больше, чем артиллерия, артиллерия — больше, чем кавалерия... В деревне — жалкие одры... Вот если бы подпрячь в плуг русскому мужику электричество. Я слышал об электропахоте. Это возможно? Это действительно?..
Тут вдруг произошло неожиданное — то есть то, чего ждали, а потом забыли ждать: Александр Иванович подался вперед, поднялся на пружинах своего мягкого убежища и заходил рядом с Лениным, заговорил о том, как в бытность докторантом ездил по деревням Шварцвальда — этого живописнейшего уголка старой Германии.
— Там, в горах, среди черных еловых лесов, рассеченных долинами, с ручьями и речушками, спешащими к Рейну, — там построены гидростанции... В деревне, которая издавна славится умельцами — они делают резные «домики» для знаменитых часов с кукушкой, — в этой деревне электричество освещало дома и мастерские, приводило в действие лесопилку, водокачку, зернодробилки, соломорезки... А их молочная! Она мне особенно запомнилась. Она очень хорошо была поставлена, их кооперативная молочная: электрические сепараторы, электрические маслобойки!..
— Как это замечательно! — произнес Ленин и остановился, точно прислушиваясь к шуму далеких водопадов, к рокоту невидимых моторов. — Нашей бы деревне все это! Но как же все-таки с электроплугом?
— Плугом? — Александр Иванович задумался, припоминая. — Все машины там были стационарные, а на полях работали обычными орудиями — с лошадьми, с волами, даже с коровами — где полегче.
— А в хозяйстве Арним-Кривен? — подсказал Борис Иванович.
— Позвольте! Позвольте! — спохватился Александр Угримов и опять пошел шагать за Лениным. — Действительно! Мы с братом... Кажется, в третьем году... Ездили по лучшим хозяйствам Саксонии и Пруссии. И два дня наблюдали любопытнейшие опыты: сравнение пахоты силой пара и силой электричества.
— Нуте-с, нуте-с!
— Поле было разбито на два одинаковых участка. По одному локомобиль тянул на тросе балансовый плуг. Рядом, на другом участке, установили столбы с проводами...
— Собственно, электроплуга там не было, — вмешался Борис Иванович. — Пахали при помощи электродвигателей, которые — тоже за стальной трос — тянули плуг.
Ильич слушал внимательно. Он тут же, не боясь обнаружить незнание, переспросил, когда Борис Иванович употребил непонятное техническое выражение, и еще о глубине вспашки, нетерпеливо поторопил, когда Александр Иванович слишком уж увлекся подробностями:
— Ну и как же? Каков результат?
— Результат не в пользу электропахоты, Владимир Ильич. Оказалось, пахота паровым плугом на восемнадцать процентов дешевле электрической.
— Электропахота остается большой, пока еще неразрешенной проблемой, — заметил Борис Иванович.
— Тем более! — Ленин не был ни разочарован, ни озадачен таким оборотом дела. — Именно поэтому и надо как можно скорее, как можно смелее браться за ее решение... Вот вам и положительный заряд для вашего бюро, — добавил он, улыбаясь, на прощание.
Вспоминая все это, Глеб Максимилианович повеселел. Так и виделись ему рядом с Ильичем покладистый, основательный Борис Иванович и порывистый, не знающий полутонов и плавных переходов — любить, так любить, ненавидеть, так от всего сердца — Александр Угримов.
«Нет, не оскудела и не оскудеет земля наша стоящими людьми, — думал Глеб Максимилианович, перейдя по Устьинскому мосту через Москва-реку, скованную необычно чистым в нынешнюю зиму льдом, и сворачивая к себе в Садовники. — Пусть каркают «фарадеи» и «фарадейчики» всех степеней, пусть предрекают нашу погибель мартовы всех рангов... Пусть! Мы еще поглядим! Мы еще повоюем! Есть традиция русской инженерной мысли. Помаленьку, но идут подготовительные работы для электрификации Северо-Западного, Центрально-промышленного, Донецкого районов. Мы начали их буквально на второй день после революции. Есть у нас уже и первый опыт и даже определенные успехи: проектируем и строим районные станции. Электрические станции тех текстильных фабрик в Орехово-Зуеве, в Богородске, Павлово-Посаде, которые не работают из-за того, что нет хлопка, мы оборудуем шахтными топками для торфа и дров, подключаем в общую линию, вернее, даже не линию, а сеть, связанную с «Электропередачей» и с Москвой. Так возникает весьма и весьма любопытная, весьма и весьма перспективная штуковина — я бы назвал ее первой объединенной энергетической системой страны... А в селах и уездных городах Московской губернии что делается? Всюду закладываются новые станции — закладываются, несмотря на тяготы военного времени и разрухи. Люди не страшатся «трудовой повинности», собирают медь на провода: самовары, чайники жертвуют— только дай свет! Деньги, выданные губернскому электроотделу на нынешний год, позволят электрифицировать все уездные города и каждое десятое село Подмосковья...»