— Глебася! — послышался за дверью голос жены, и вслед за тем появилась она сама — слишком полная даже для своих пятидесяти, принаряженная, в черном платье, по-молодому оживленная.
— Пожалуйста, прервись, — с улыбкой сказала она, положив мужу на плечо мягкую ладонь. — Новый год просидишь этак! Нельзя же... Гости... Прервись на минуту.
— Не могу: Владимир Ильич ждет — торопит.
— Уже без четверти двенадцать.
— Сейчас, погоди...
Все же написал: «...восстановление донецких копей, борьба с транспортной разрухой — работа ряда лет. Дальнейшее «налегание» на дрова грозит государству специфическими бедами, связанными с обезлесением громадных площадей. Подмосковный уголь представляет достаточно капризное топливо: он содержит много золы и серы, выветривается при хранении, мало калориен. Надежда на сланцы пока остается надеждой...» — С трудом оторвался, нехотя выключил свет и под конвоем жены отправился в столовую.
Там все были в сборе: сестра Тоня, ее муж Василий Старков, младший брат Зины — Павел, словом, свои домашние, никаких особых гостей. Да и смешно предполагать, что кто-то решится в нынешнюю лихую пору уйти вечером из дому, чтобы где-то встречать Новый год.
Занимая свое место во главе стола, Глеб Максимилианович задержал взгляд на поданных блюдах: да, яства, достойные кисти великих фламандцев, — селедка с картошкой и картошка с селедкой!.. Но посреди этого «пышного разнообразия» высится настоящий, можно сказать, живой полуштоф «Смирновской», бог весть как и где сохранившийся с дореволюционных времен.
«Нелегкое сейчас дело затеваем с торфом, — подумал Глеб Максимилианович. — Такой голод, такая война, разруха... — И тут же сам себе возразил: — А что прикажете — сидеть сложа руки, ждать у моря погоды? Ленин не сидит, не ждет. И никогда не ждал, просто не умел и не умеет ждать в этом смысле... Еще у Маргариты Фофановой, где он прятался перед Октябрьским восстанием, прочитал книгу Сукачева о болотах и увлеченно грозил: «Эти пустыни будут работать — будут светить и греть»».
Или вот еще подходящий пример... Весной восемнадцатого года, когда гражданская война уже началась, от голода в наших городах, особенно в Москве и Петрограде, люди сходили с ума, стрелялись, вешались. Волна голодных бунтов прокатилась по фабрикам и железным дорогам. Как тяжко жилось тогда Ильичу! И все же именно тогда он дает Академии Российской набросок плана научно-технических работ. Правда, старой — замкнутой и оторванной от жизни — Академии не по силам тот план, но там есть слова, которые еще будут услышаны: «Экономический подъем России...»
Ведь не случайно уже в декабре семнадцатого года Ленин поручил Александру Васильевичу Винтеру начать подготовку к строительству Шатурской электростанции. В январе восемнадцатого — заинтересовался дерзким проектом инженера Графтио, и не просто заинтересовался — просил дать все материалы о строительстве Волховской гидростанции...
А сами вы, почтеннейший Глеб Максимилианович, куда ездили минувшим летом по поручению Ильича? Чем занимались при самом деятельном участии восьми краснозвездных ангелов-хранителей в лаптях? Не волжскую ли воду вы собирались направить по новому руслу? Не речку ли Усу обратить вспять к гигантской электрической станции? Не Самарскую ли луку обследовали, изучали на предмет реализации гидроэнергетического проекта, который восемь лет назад показался кощунственным архиерею Симеону, но был одобрен крупнейшими умами Европы?..
— Ну, что же? Поднимем бокалы? Содвинем их разом?
— Господи! Как летит время! Подумать только, уже тысяча девятьсот двадцатый год!..
— С новым годом, Глебася!
Пусть будет не похож на уходящий... Уж только бы война кончилась!
— Только бы мир!
— Мир... — Сидя на вертящемся шведском кресле, словно нарочно придуманном для такого непоседливого хозяина, Глеб Максимилианович быстро овладел общим вниманием. Он шутил, придумывал для себя и других забавные прозвища, рассказывал, точно сам видел, что сейчас там — «под нами», в Калифорнии, на пляже Пальм- Бич, идет серьезнейший конкурс: определяют самую красивую спину Америки. По условиям конкурса, спина по должна быть ни слишком длинной, ни слишком короткой. У каждой конкурентки она тщательно обмеривается...
Привстав, он тут же изобразил престарелого франта, измеряющего дамскую спину и приходящего в умиление. Затем испустил вопль, характерный для распорядителя на балу: «И-и-и!..» — сделал резкий переход к новой картине: — Первый приз — десять тысяч долларов — вручается победительнице.