Выбрать главу

Не-хо-ро-шо...

Сердито хлопнув дверью кабинета, он перешел в контору «Электропередачи», переступил порог просторной канцелярии, где было натоплено и паркет натерт, как всегда.

Высокий лоб и большие, слегка навыкате глаза Глеба Максимилиановича, его густые сдвинутые брови — все выражало одно: недовольство. Даже аккуратно подстриженные усы и бородка не могли скрыть на лице обиды и расстройства.

Он одернул инженерскую тужурку и, тряхнув рукописью, строго спросил:

— Кто это печатал?

— Это? — переспросила заведующая канцелярией и указала на сидевшую возле окна молоденькую девушку: — Новенькая — Маша Чашникова.

Девушка не смела поднять взгляд и все разглаживала залатанный подол серого платьица, одергивала кацавейку с маминого плеча.

Неужто он, Глеб Кржижановский, мог внушить страх этому безобидно милому существу?

— А-га... Так это, стало быть, вы редактировали меня?

— Я. — С испугом, но упрямо, даже чуть вызывающе на него глянули голубые глаза, опушенные доверчиво мягкими ресницами.

— Так, так... Ну-с, вот что... Забирайте свой «Ундервуд» и отправляйтесь ко мне в кабинет.

— Я печатаю только четырьмя пальцами...

— Не беда. Важнее другое... В общем, забирайте.

Так у еще не организованной Комиссии по электрификации появился первый сотрудник.

С утра до вечера ходил Глеб Максимилианович по кабинету, заглядывал в книги, особенно часто в одну, с волнующим названием: «Государство будущего...», — и диктовал, диктовал.

Не все из его слов было понятно Маше, но она чувствовала, что прикоснулась к чему-то необычному, значительному — участвует в чем-то важном.

То и дело в кабинет заглядывала Зинаида Павловна — приносила поджаренный хлеб, горячую картошку с луком, чай, сокрушалась:

— Глебась! Хоть бы девочку пожалел!

— Не могу: к сессии ВЦИК должен успеть. И Маша обещала ради революции не щадить свои пальчики...

Наконец желанная рукопись перед Ильичем.

Поздно — за полночь — он дочитал ее, бережно сложил, подровнял о стол края листов, прихлопнул по ним ладонью:

— Вот это уже дело. Пусть «в порядке первого приближения», как вы любите выражаться, но настоящее дело. Хотите, напишу предисловие?

Ленин согласен представить и рекомендовать твой труд... Какой автор — если он автор — не мечтал бы об этом? А если тебя станут шпынять, ругать, бить за ошибки и промахи, неизбежные в спешке? Все это может обернуться и против того, кто написал предисловие...

— Не стоит, Владимир Ильич: текст недостаточно проработан.

— Да-а? Ну, смотрите...

— Вот напечатать бы побыстрее да получше — особенно карту. Тиснуть бы, знаете, в несколько красок — цветную! Да разве сейчас...

— Это я беру на себя! — не дает досказать Ильич. Ему не терпится, он смотрит на часы, колеблется, морщится, машет рукой: «Была — не была!»

Он не может ждать до утра и тут же звонит Бонч-Бруевичу, просит тысячу раз извинить за то, что разбудил, и прийти немедля:

— Владимир Дмитриевич! Дорогой! Выручайте. Если пойти обычным путем, не видать нам брошюры до второго пришествия: в издательствах, как всюду, тьма и куча чинов, «над», «от», «для» и прочие. Замаринуют. А нам дьявольски необходимо срочно... Выберите типографию, обратитесь прямо к рабочим. Я извинюсь перед Воровским, что действуем через его голову.

Заботясь о судьбе своего детища, беспокоясь о ней, Глеб Максимилианович не утерпел — отправился в типографию бывшую Кушнерева, а теперь Семнадцатую государственную.

Ему говорили, да и догадаться нетрудно было, что она стоит без полена дров, без фунта угля. И все же действительность превзошла самые мрачные предположения: машины, окна, стены покрыты сизой шубой инея. В цехах как на улице. Да нет, на улице солнце уже пригревает хоть немного, а тут...

Но «ячейка постановила» — и за наборные кассы стали небритые люди в пальто, в полушубках, в рваных, стоптанных, подшитых валенках, в калошах, утепленных войлоком, подхваченных веревками.

Глеб Максимилианович остановился возле коренастого бледного юноши в матросском бушлате, который был ему велик. Работал он, не обращая ни на кого внимания, не отрываясь: весь сосредоточенность — подобрал нижнюю губу, припушенную бородкой, вслух, но только для себя читал абзац:

— «Подспудная энергия потоков севера, торфяных залежей центра, угольных массивов юга, Днепровские пороги и подмосковный уголь могут работать в дружной согласованности, производя силовую энергию для всей страны» — Потом старательно ставил буковку к буковке.