Семнадцатого февраля, в два часа пятнадцать минут дня в помещении Электроотдела ВСНХ (Мясницкая, дом двадцать четыре, квартира девяносто восемь) — следующее заседание комиссии. Товарищ Кржижановский открывает его информационным докладом о беседе с товарищем Лениным:
— Товарищ Ленин надеется, что мы в двухмесячный срок сумеем набросать, хотя бы в общих чертах, программу строительства станций, электрификации промышленности и сельского хозяйства. Необходимо обратить внимание на распространение среди населения, особенно среди крестьян, книжек популярного содержания. В целях пропаганды можно воспользоваться автомобилями с кинематографом. Наша комиссия, как один из важнейших органов, может рассчитывать на самую широкую поддержку государственной власти...
После обсуждения утверждается состав комиссии. Закрытой баллотировкой избирается президиум: Кржижановский, Угримов, Коган. Принимаются предложения: подготовить доклады о работах в области электрификации отдельных отраслей народного хозяйства, просить Управление делами Совнаркома предоставить для президиума комиссии автомобиль.
Двадцать первого февраля там же, на Мясницкой, заседание открывается в два часа пятнадцать минут дня докладом Угримова о программе работ Бюро по электрификации сельского хозяйства при Народном комиссариате земледелия. Потом инженер Стюнкель говорит о работах по электрификации в объединенной текстильной промышленности. И наконец, Графтио выступает с докладом об электрификации железных дорог страны.
Двадцать четвертого февраля работа начинается в два часа двадцать пять минут сообщением товарища Кржижановского о том, что президиум ВСНХ утвердил состав комиссии. Отныне она действует при Электроотделе, который и будет ее финансировать. Официальное название — Государственная комиссия по электрификации России, или ГОЭЛРО.
Глеб Максимилианович готовился произнести все это сообразно торжественности момента. Но вышло суховато и обыкновенно — по ходу дела, и только. Может быть, так оно и правильнее? Отложим торжественность «на потом», а пока...
Он обвел взглядом хмурые, сосредоточенные лица людей, сидевших вокруг него в пустой и от того казавшейся еще больше комнате барской квартиры.
Даже стола нет — дюжина ореховых стульев с обтертыми медными шляпками обивочных гвоздей: один — Председательский — стул в центре, возле печки-«буржуйки» с коленом трубы, выведенной к форточке, остальные — охватывающей подковкой, словно для игры поставлены.
Занятие людей, которые сидят на мягких стульях, не снимая пальто и шапок, тоже смахивает на забаву. Вот виднейший транспортник России достал из профессорского портфеля кусок доски... Известный механик нащепал ее острым перочинным ножиком... Ведущий теплотехник чиркнул спичку...
Язычки огня расползлись, выросли в пламя — отсветы заметались по лицам людей, склонившихся к печурке. Что их всех заботит?
Издерганы, загнаны, затравлены мелочами жизни, тяготами быта. Постоянно мерзнут, постоянно хотят есть — очень хотят! Ведь можно было убедиться в этом, приехав сюда и ненароком подслушав разговор двоих из них...
Когда Глеб Максимилианович вошел в подъезд и тяжелая остекленная дверь бесшумно притворилась, те двое были уже на площадке между первым и вторым этажом и не могли видеть вошедшего. Он же сразу узнал их: в добротных ботинках поднимался Графтио, в барских фетровых ботах с кнопочками — Круг.
Тяжело переводя дыхание, Графтио пожаловался:
— Ко всему притерпелся — одного не могу: работать на пустой желудок.
— Трудно... — задумчиво согласился Круг. — Беспрерывные и бесплодные мечтания о еде отвлекают, не дают сосредоточиться, тушат мысль. — И посетовал: — А мы вечерами все сидим как мыши, все ждем: вот сейчас постучат, дверь откроется, войдут «товарищи»: «пожалте бриться на Лубянку!»...
— Помилуйте! — невесело засмеялся Графтио. — Вы на службе у тех же самых «товарищей».
— А! Кто там станет разбираться в нынешнее лихолетье?! Куда ни покажешься, всюду одно: «кадет», «гидра», «контра». Только что, не далее минуты назад, во дворе какой-то «бушлат» подозрительно оглядел меня, и я слышал, как он сказал дворнику: «Чтой-то буржуи к нам зачастили? Не заговор ли затевают?» Смешно, да?
— Веселые времена.
— Куда уж веселей!
— Говорят, самое скучное занятие — жить в интересную эпоху... — Графтио хотел продолжать в том же роде, но заметил нагнавшего их Глеба Максимилиановича, с достоинством приподнял видавшую виды инженерскую фуражку, стал расстегивать пальто, потянул башлык, намотанный вокруг жилистой сухой шеи, обнаруживая стоячий накрахмаленный воротничок — неизменную роскошь бывалого путейца.