Вдруг земля радостно, предвещающе вздрогнула: навстречу из депо выкатил, попыхивая дорогим сердцу, так хорошо памятным — угольным, а не дровяным! — дымком, только что отремонтированный паровоз. Сиял надраенной медью и свежей краской, дышал-отдувался во весь дух, орал во всю глотку:
— Вот он я! Жив! Живу-у-у!..
Горячую грудь его обтягивал кумач, и по нему неумелой, но твердой рукой:
«Не сдадимся, выдержим, победим».
Рабочая Пресня била под дых...
...Когда поздно вечером изнемогший Глеб Максимилианович вернулся домой и улегся в постель, он заснул тотчас же, словно в прорубь ухнул. Ничто не потревожило его сон — никто не приснился. Никогда еще он не спал так крепко.
Лицом к огню
Чем старше становишься, тем, кажется, короче дни, тем быстрее они мелькают. В них непримиримо сталкиваются, переплетаются дела войны и труда.
Четвертого мая на Черноморском побережье сдались остатки армии Деникина и Кубанской рады.
Шестого мая войска Пилсудского захватили Киев.
Восьмого — по заданию Кржижановского инженер Август Адамович Вельнер подготовил для ГОЭЛРО доклад о водных силах Ангары и возможностях их использования:
— Участок реки выше села Братского имеет все данные для развития. С одной стороны — Байкал, связанный с Восточной Сибирью, а на Западе — Енисей. Оба эти водные пути пересекает железная дорога...
— Долина Ангары и прилегающие области богаты железом, золотом, каменным углем...
— Гидроэлектрические установки, которые предполагается соорудить, настолько мощны, что не приходится говорить, хватит или не хватит энергии...
Глеб Максимилианович по обыкновению представил все это для себя и уяснил из цифр:
«Полная стоимость работ — около трехсот пятидесяти миллионов рублей. Потребно бетона — пятьсот четыре тысячи кубических сажен или цемента — пять миллионов четыреста семьдесят тысяч бочек, железа — миллион семьсот восемьдесят три тысячи шестьсот пятьдесят пудов...»
По пустынно-белой карте, приложенной к докладу, от одиннадцати гидростанций расходились черные, голубые, красные волны, охватывая миллионы верст, с илимскими острогами, Красноярсками, Верхоленсками и другими каторжными норами, где во глубине сибирских руд надрывались Радищевы, декабристы, народовольцы.
Так же как во время доклада Александрова, Глеб Максимилианович смотрел на Вельнера и думал:
«Экой ты какой! Молодчина. Вырос там в Эстонии, где тихие ручьи да форелевые речушки, а замах — как у эпических героев «Калевипоэга». Должно быть, нелегко тебе приходится? Мещане из «вумников» и «вумники» из мещан, которым для удобства и спокойствия жизни обязательно надо все высокое низводить до собственного уровня, поди, посмеиваются над тобой, объявляют выстраданное, выношенное тобою прожектерством, мечтанием...
Крепись. Все они на один лад, все подобны слепням, которые мешают лошади пахать землю. Это они считали изобретателя паровоза сумасшедшим, вальсы Штрауса отлучали от искусства, Чехову предрекали смерть в нищете и безвестности, а «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина называли вздором...
Погоди, Август Адамович! Дай срок, и Ангару, и Братское, и Шу-шу поставим в порядок дня — не для ссылки, не для каторги, а как празднества Труда, как символы решающих его побед...»
Девятого мая на артиллерийских складах в Москве возник пожар.
Одиннадцатого в центральных и северных губерниях страны введено военное положение.
Пятнадцатого Глеб Максимилианович представил коллегам австрийского профессора Эрнста, приехавшего из Сибири. Эрнст уже говорил с Лениным, предлагал знакомить зарубежные фирмы с работой ГОЭЛРО, а ГОЭЛРО — с техническими достижениями Запада.
«Черт возьми! — мелькает в голове у Кржижановского. — Что, если?.. Грешно упустить такую возможность. Непростительно! А что, если?..»
— Как вы думаете, товарищи?..
Решили командировать профессора в Европу, оказать ему помощь «для безболезненного переезда границы».
Представитель питерской группы ГОЭЛРО пожаловался на то, что комиссар продовольствия Бадаев не дает сотрудникам обещанные пайки:
— А ведь речь идет о Петрограде, побившем все рекорды голода и дороговизны. У Гостиного двора, который давно заколочен, коробок спичек продают из-под полы за сто рублей. Свеча стоит пятьсот! Фунт муки — тысячу! Я уж не говорю о карандашах, линейках, готовальнях. Их не купишь ни за какие деньги.