— Вот и приехали! Добрый день, Роберт Эдуардович! — Кржижановский легко выпрыгнул из авто, размялся, огляделся.
Казалось, будто знойная сушь обволокла все вокруг, сковала, припорошила пылью и кусты сирени возле трехэтажного, с красивой, на европейский лад, мансардой дома правления, и просторное здание гостиницы, и летние бараки в поселке, видневшиеся вдали.
Не проехал, а проплыл паровоз, тянувший по узкой колее состав с торфом. И сама станция, с пристройкой для вагонных весов и разгрузки, с элеваторами топлива и внушительной — одиннадцать секций — котельной, с машинным залом и подстанциями, от которых по проводам неслась жизнь в окрестные фабрики и к самой Москве, — все, казалось, уплывало куда-то в размагничивающее душное марево.
— Ну и жарища! — Глеб Максимилианович вздохнул. — По дороге, в машине, еще как-то обдувало... Сама природа против нас.
— Хотите ванну принять? — Классон, как хозяин — он и в самом деле был полновластным хозяином здешних мест, — встречал приехавших, помогал разместиться, устроиться.
Работникам ГОЭЛРО отвели целый дом — подальше от станции, на островке-суходоле среди торфяников. Тихая обитель! Выглянешь в окно — и улыбку не сдержать, и слеза наворачивается: кулики попискивают, жаворонок заливается где-то в вышине, трясогузки хлопочут. Брусника устилает нежно-бордовые, голубоватые, серебристые мхи. Ветер доносит медовый дух трав. И не верится, что где-то, не так уж в общем далеко отсюда, идут бои за Дубно, за Минск и Вильно, готовится открытие Второго конгресса Коминтерна, страждут, бьются не на жизнь, а на смерть люди — миллионы людей...
Но — некогда философствовать. С места в карьер надо приниматься за дела, вернее, продолжать начатую работу. Надо: а) готовить план возрождения существующих станций для немедленной помощи изнывающим от разрухи городам, заводам, шахтам; б) план постройки новых станций и сетей на десять—пятнадцать лет; в) определить способы подъема сельского хозяйства и лесной промышленности; г) выработать план электрификации водных путей, железных и грунтовых дорог; д) делать обзоры добывающей промышленности, металлургии и других важнейших отраслей в связи с программами их производства на предстоящие десять лет; е) давать записки о развитии восьми районов — Северного, Центрального, Приволжского, Уральского, Южного, Кавказского, Туркестанского, Западно-Сибирского...
Словом, и здесь, на лоне природы, «в спокойной обстановке», жизнь продолжала катиться по тому же принципу, что и в Москве: «Работаем раз в день — целый день».
Инженеры и ученые, привлеченные в Комиссию, уже подготовили около двухсот записок, обзоров, карт. И Глеб Максимилианович озабоченно усмехался:
— Мы должны опровергнуть извечную мудрость поговорки: объять необъятное. Во что бы то ни стало!
Весь этот поистине необъятный материал об экономике самой большой страны мира, о возможностях и перспективах ее предстояло, что называется, переварить — осмыслить, обдумать, обсудить с коллегами, обобщить, свести воедино — в сводную карту и сводный доклад об электрификации России. Так что и председатель ГОЭЛРО и все прибывшие с ним работали в день приезда допоздна. Только на ночь позволили себе роскошь — искупаться в старом, выработанном карьере, неподалеку от дома, где обосновалась Комиссия.
Вылезая на крутой илистый берег, Борис Иванович Угримов старался показать, что получил удовольствие, подбадривал товарищей шутками:
— Молочка парного захотели? А водица как парное молоко не подойдет?
На следующее утро, едва Глеб Максимилианович проснулся, в комнату постучал Классон — вошел, подмигнул, глянул, как заговорщик:
— У меня для вас есть сюрприз. Пойдемте.
«Опять гнездо какое-нибудь или земляника-рекордистка? — недовольно подумал Глеб Максимилианович, потягиваясь и устало поворачиваясь на постели. — Когда он только успевает? Не меньше остальных занят в ГОЭЛРО: на нем электрификация Центрально-промышленного района и текстильной промышленности, будущее развитие Москвы, использование торфяных богатств для электрификации. А еще — заботы по станции. А еще — вот это...»
Энергичность и деятельность сочетаются в нем с чувствительностью. По долгу службы и профессии разрушитель природы, он заботливо любит ее. Как-то раз на площадке «Электропередачи» отозвал Глеба Максимилиановича в сторону, повел через горы щепок, извести, грунта, остановился перед одинокой березкой на крошечной куртине, зеленевшей посреди строительства, присел и молча кивнул на ядреный белый гриб. А потом пожаловался: «Из-за этого молодца пришлось пустить в обход трубопровод, который должен был здесь пройти».