Но Радченко упорствовал:
— Весь торф наверняка сырой...
Тогда Ленин достал из кармана сверток, разорвал бумагу и протянул на ладони аккуратный кирпичик «болотного шоколада»:
— Пробуйте...
«Нет, не только Радченко он высек этим, — думал Глеб Максимилианович по пути домой. — И поделом! Мало ли что заботы о гидроторфе не твоя прямая обязанностью все равно должен был приглядеться повнимательнее — кому, как не тебе? — не полагаться на мнения «китов» или мировой опыт, не плыть по течению. «Классон не демократ!..» — передразнил он себя. А делает для рабочих больше, чем ты... Ленин увидел в кино то же самое, что ты — в натуре, и сделал нужный вывод. Как всегда, он не давил никого своим авторитетом — подвел к истине почти незаметно, неотразимым доводом. Не было еще случая, чтобы он вмешался непосредственно в технические проблемы, а присутствие его чувствуется на каждом шагу...»
Кржижановский тут же вспомнил о том, что представлялось ему двумя противоположными формами назидания, а по сути, различными принципами отношения к людям и, если хотите, руководства: говорят, в Китае голову шофера, казненного за быструю езду, вывешивают на фонарном столбе, в Америке разбитый автомобиль оставляют на перекрестке, как предупреждение...
Уже назавтра, двадцать восьмого октября, Ленин дает письмо в Главторф, товарищу Радченко, копии Классону, председателю ГОЭЛРО Кржижановскому и другим:
— Признать работы по применению гидравлического способа торфодобывания имеющими первостепенную государственную важность и потому особо срочными. Провести это в субботу 30/Х, через СНК.
Тридцатого октября Совет Народных Комиссаров создает специальное Управление по делам гидроторфа во главе с Классоном.
Третьего ноября на очередном, тридцать седьмом, заседании Комиссии ГОЭЛРО идет к завершению работа над Планом электрификации. Глеб Максимилианович говорит коллегам о перспективе перехода к единому государственному плану развития и государственного регулирования всего народного хозяйства республики.
Седьмого ноября — начинается штурм Перекопа.
Девятого на Пленуме Центрального Комитета Российской Коммунистической партии (большевиков) Ленин предлагает поручить Глебу Максимилиановичу Кржижановскому готовить доклад «Об электрификации России» к Восьмому съезду Советов.
Двенадцатого ноября — приказ Врангеля об эвакуации. Роспуск врангелевской армии.
Четырнадцатого — торжественное открытие электростанции в деревне Кашино.
Пятнадцатого — взятие красными войсками Симферополя, Севастополя и Феодосии. Бегство Врангеля из Крыма.
Клэр — значит светлый, ясный, яркий
Та несытая осень порадовала буйным урожаем яблок. Курскую антоновку, симбирский анис, гомельский штриффель привозили в поездах, продавали прямо из мешков на улицах, «отпускали» по специальным ордерам, «давали» в пайках.
Глеб Максимилианович поглаживал бородку, щурился:
— Живем, как в раю, — ходим голые и едим яблоки.
Для того чтобы завершить подготовку плана в девять месяцев, пришлось работать с непрерывной поспешностью. Кржижановский трудился, что называется, самозабвенно, старался, чтобы так же работали и его сотрудники.
Каковы бы ни были их убеждения и симпатии, цель работы, великий ее смысл захватили равно всех. И по этому поводу Глеб Максимилианович нередко шутил:
— Все усердно подводим научный фундамент под строительство социализма...
Глава за главой, раздел за разделом плана ГОЭЛРО отправлялись в типографию. Отправлялись порою прямо с пишущей машинки, за которой по-прежнему самоотверженно сидела Маша Чашникова.
Центр тяжести работы над планом как то сам собой переместился в Садовники.
Экземпляр корректуры потребовал Ильич. Он внимательно просматривал каждый лист, радовался удачам, огорчался промахами, исправлял ошибки — особенно сердито, когда вместо «электрификация» набирали «электрофикация».
Как хорошо, как надежно ощущал себя Глеб Максимилианович, когда слышал решающее ленинское одобрение!
И за границей и дома, даже среди окружающих Владимира Ильича людей, находились такие, для которых нелепым казалось все, что Ленин обозначил словом «загад». Всевозможным преемникам былых «экономистов», чинушам с обиженным самолюбием, интеллигентным обывателям, начетчикам и книжникам план электрификации России был не по душе.