В современном мире художники подобны безымянным каменотесам, возводившим в Средние века в Европе изумительные соборы, от взгляда на которых у нас до сих пор мурашки бегут по коже. Несмотря на то, что, а, может, именно потому, что мы понятия не имеем, кто их строил, они до сих пор вызывают у нас чувство невыразимого восторга и восхищения. Безвестные скульпторы находили последний приют в братских могилах на церковных задворках, и, значит, мы, путешествуя по залам и анфиладам выстроенных ими архитектурных памятников, имеем дело не с конкретными людьми, не с личностями, а с единой и неделимой культурой.
То же самое можно сказать и о мире Уолта Диснея. Даже высоколобый интеллектуал, писатель или читатель не станет отрицать, что мастерство исполнения выше всяких похвал, но чего‑то здесь явно не хватает, и нехватка этого «чего‑то» вызывает безотчетное раздражение. А не хватает ему одного — живого, ясного, доходчивого слова, этой связующей нити между мыслью и ее воплощением. Что есть, то есть, против правды не попрешь. Такое впечатление, что фокусник Дисней специально кружит нам головы, украшая и разукрашивая действительность вокруг — настанет день, и он прихлопнет, как муху, все наши сомнения, разочарования и глубокомысленные раздумья, и уведет нас, одурманенных, в сверкающее, кричащее, глянцевое королевство.
Но мы же всё это проходили, когда пожертвовали командной строкой ради ГПИ.
Disney, Apple и Microsoft работают в одной упряжке — делают все что угодно, лишь бы избежать ясной, но такой трудоемкой вербальной коммуникации, лишь бы заменить ее привлекательным дорогостоящим интерфейсом. Интерфейс Disney — вещь в себе, он не просто пользовательский и не только графический. Он, если можно так выразиться, Интерфейс Чувственный. Его можно применить к чему угодно как в мире существующем, так и в мире вымышленном, и плевать на непомерные расходы.
Почему же мы отвергаем интерфейсы, основанные на общении посредством слова, и бросаемся в объятия графических или чувственных интерфейсов, тем самым обогащая корпорации Disney и Microsoft?
Отчасти потому, что мир стал очень сложным и запутанным. Сейчас он намного сложнее и запутаннее того уютного мирка охотников и собирателей, к которому только–только и успели приспособиться наши мозги. Мы просто не в состоянии за всем уследить и вынуждены передавать некоторые своих полномочий чужим людям. Выбираем не мы, а наши «доверенные лица» — неизвестные художники из «Мира Диснея», программисты из Apple или Microsoft; они чего‑то не договаривают, чего‑то недопоказывают, и предоставляют нам информацию в форме сухого, сжатого отчета.
Но главное даже не в это, а в том, что интеллектуализм, провозглашающий превосходство интеллекта над чувствами и волей, как всем известно, потерпел в двадцатом веке сокрушительное поражение. Вспомним хотя бы Россию и Германию, где простые люди, потеряв тесную связь со своими корнями — обычаями, традициями, религией — вручили бразды правления в руки интеллектуалов, а те, дорвавшись до власти, слетели с катушек и превратили двадцатое столетие в скотобойню. Это раньше интеллектуалы казались скучными, теперь они стали опасными.
Единственные, кто от интеллектуализма только выиграл — это мы, американцы. Благодаря некоей группе интеллектуалов, которые, на наше счастье, ещё в восемнадцатом веке заложили основы верной системы политических и общечеловеческих ценностей, мы свободны, и мы процветаем. Однако, связь с теми интеллектуалами мы, увы, утратили. На что нам сдался интеллектуализм, если мы, грамотные люди, больше не читаем книг. Похоже, нам гораздо удобнее передавать унаследованные ценности будущим поколениям не с помощью слов, а с помощью мимики, жестов и все тех же, засасывающих, словно трясина, масс–медиа. Нет, иногда они тоже приносят пользу, недаром же полицейские многих стран жалуются на местных правонарушителей, которые, насмотревшись американских телесериалов про копов, требуют, что им, как и американским преступникам, перед допросом зачитывали их права, Миранду. Когда же им объясняют, что они не в Америке и правило Миранды на них не распространяется, негодованию злоумышленников нет передела. Возможно, когда‑нибудь, через десятки–десятки лет, окажется, что убойная киношная парочка Старски и Хатч, переведенная на сотню различных языков и сотни раз показанная в сотне различных стран, сделали для торжества справедливости на земле гораздо больше, чем Декларация Независимости.
Если могущественная, богатейшая, обладающая ядреным потенциалом культура намеревается нести разумное, доброе, вечное посредством одних лишь однобоких каналов передачи информации, то есть масс–медия, мы далеко не уедем. Более того, мы рискуем сбиться с пути. Слово, и только слово — наша поддержка и опора. Слово и ничто иное избрали для передачи идей воистину вселенского масштаба те, кто создали Десять Заповедей, Коран, Билль о Правах. И пока наши послания не будут схвачены четким словесным знаком, они пропадут втуне, а головы людей будут забиты пустопорожней чушью.