ГПИ уже перешагнул границы персональных компьютеров и превратился в некий обобщенный интерфейс, сопровождающий любую промышленную новинку. Чаще всего он достаточно далек от идеала, но идеала никто и не требует, главное, чтобы покупатели этим интерфейсом действительно пользовались, и тогда продавцы, не моргнув глазом, смогут утверждать, что их товар неподражаемо современен и функционален.
По большому счету, мы так любим ГПИ потому, что он удобен и прост, ну, или, по крайней мере, он таким кажется. Естественно, на самом деле всё не так легко и просто, и никакой самый распрекрасный интерфейс ничего не упрощает и не облегчает. Да, я вполне допускаю, что оснащенный ГПИ автомобиль не настолько сложен в управлении, как обычная машина с рулем и педалями, но он стократ опаснее.
Постоянное общение с ГПИ незаметно подводит нас к мысли, с которой мы бы, выскажи на её кто‑нибудь напрямую, ни за что бы не согласились, а именно: как было бы хорошо, если бы всем управлял ГПИ, не жизнь, а малина. Чушь! Только представьте себе аннотацию к книге, написанную в духе восхваления такого вот дружелюбного пользовательского интерфейса: «Язык повествования немудрен и безыскусен, одним–двумя росчерками пера автор расправляется со сложными, заумными понятиями, бесконечно обобщая и приземляя. Редко, когда читателю приходится задумываться над фразой, поэтому скука и непонимание – эти постоянные спутники старинных романов — его не терзают». Не так страшно, если мы не знаем, как выставить время на видеомагнитофоне. Гораздо страшнее, когда на имеющихся у нас полупримитивных технологиях мы пытаемся создать нечто намного более сложное, ибо тогда мы неизбежно сталкиваемся с проблемой, имя которой:
Метафорический сдвиг
Я начал работать с текстовым редактором Word где‑то в 1985 году, то есть тогда, когда вышла первая версия. Единственным конкурентом Word–а на то время являлся MacWrite, но, взвесив все за и против, я пришел к выводу, что продукт фирмы Microsoft всё‑таки лучше. Я сочинял очень много, используя первые версии Word–а, тексты я хранил на дискетах, а, приобретя в 1987 году первый в жизни жесткий диск, переписал на него всю информацию.
Где‑то в середине 80–х мне потребовалось открыть на компьютере, где стояла очередная текущая версия Word–а 6.1, документ, созданный в Word–е 1985 года выпуска. Ничего не вышло. Только открыв его как текстовый файл, я наконец заполучил желанную последовательность печатных знаков, в нем хранившуюся. Да, слова были на месте. А вот от форматирования не осталось и следа, и вместо пробелов на меня таращился частокол прямоугольников, закорючек и прочих кракозябрей.
Сейчас, когда Word–ом умеют худо–бедно пользоваться все поголовно, подобные неурядицы вызывают лишь мимолетное раздражение — ну, что поделаешь, такова компьютерная се ля ви. Достаточно купить файловый конвертер, чтобы всё стало на свои места. Но если вы писатель, чей хлеб насущный — слово, а профессиональная честь и гордость — собрание напечатанных текстов, то Word–овские выкрутасы способны надолго выбить вас из колеи. В работе я придерживаюсь парой–тройкой непреложных истин, и одна из них гласит — что написано пером, того не вырубишь топором. Чернила оставляют след на бумаге, долото — на камне, палочка — на восковой дощечке, так или иначе, но что‑то остаётся, не проходит бесследно (мужу моей сестры, теологу, достаточно одного взгляда на клинописную табличку, созданную три тысячи лет назад, чтобы по почерку определить имя писца). Но мощные текстовые редакторы, особенно те из них, в которых применяется сложное, многоуровневое форматирование, обладают леденящей душу способностью беспощадно расправляться с написанным словом. Малейшее изменение в формате файла, каприз битов, и месяцы или даже годы вашего литературного труда канут в небытие.
Это явно была ошибка приложения (Word 6.0 для Macintosh), а не операционной системы (MacOS 7–точка‑что–то), и поначалу я злился на разработчиков Word. Но! С другой стороны, я ведь мог сохранить файлы «как текст», как простейшую телеграмму, и беда обошла бы меня стороной. Вместо этого я купился на ослепляющую мишуру — форматирование, которого до появления ГПИ вообще не существовало в природе. Я привык в форматированию, оно делало тексты такими привлекательными (возможно, даже привлекательнее, чем они того заслуживали, ибо всё, что хранилось на тех дискетах, в конечном итоге оказалось почти никуда не годным хламом). И вот настал час расплаты. Компьютерные технологии развились до такой степени, что мои документы засверкали всеми цветами радуги и вынудили старые, уродливые тексты сойти со сцены.