Оглядываясь назад, должен признать, что сейчас препирательства вокруг ГПИ кажутся мне довольно любопытными, однако в 80–х они меня почти не интересовали. Страсти более–менее улеглись, когда в бой вступила Microsoft и бабахнула своим ГПИ – первой версией Windows. Сторонников командной строки тотчас заклеймили замшелыми, вечно недовольными пнями. Но разгорелся новый конфликт, на сей раз между приверженцами MacOS и пользователями Windows.
Причин для споров и у тех, и у других имелось в избытке. Macintosh почти с самого начала разительно отличался от других персональных компьютеров, он состоял из одного монолитного блока, объединяющего центральный процессор, ЦПУ (компонента компьютера, который выполняет арифметические операции над битами), и монитор. На тот момент подобная сборка отражала философию Apple – персональный компьютер должен стать таким же простым в использовании бытовым прибором, как тостер. Однако заявленная простота, в свою очередь, потребовала графического пользовательского интерфейса. В компьютерах с ГПИ микросхемы вывода на экран действуют согласованно с центральным процессором (ЦПУ). ГПИ требует гораздо более серьезной интеграции ЦПУ и графической подсистемы, чем командная строка, которая лишь совсем недавно осознала, что больше не работает с телетайпом.
Различия между ГПИ и командной строкой носили как технический, так и абстрактный характер, однако наиболее ярко они проявлялись, когда компьютер ломался (и тогда вы наконец‑то понимали принцип его работы!). Если система рушилась ко всем чертям, а ЦПУ извергал хаотичный набор битов, на экране компьютера с командной строкой появлялись идеально сформированные, но содержащие полнейшую ахинею строки, известные знатокам как «кириллическое безумие». Но экран монитора для MacOS не телетайп, а место вывода графических изображений, то есть битовых массивов, где каждый пиксель отображает соответствующий бит памяти. Поэтому когда компьютер сходил с ума и записывал в видеопамять немыслимую тарабарщину, на дисплее появлялись помехи, слегка напоминавшие рябь, бороздящую экран сломавшегося телевизора, – так называемый «снегопад».
Данные различия только усугубились с выходом Windows. Когда падала «винда», вместо радужного графического интерфейса на экране всплывала старая добрая командная строка; словно асбестовый занавес, защищающий театральную сцену от пожара, она спасала систему от полного краха. Когда «умирал» Mac, на дисплей выпрыгивала мультяшная бомбочка, и – всё. В первый раз смешно, во второй — не особо.
Так что, согласитесь, копья в спорах ломались не зря. «Откат» Windows к командной строке в случае серьезного системного недуга убеждал адептов Mac–а в том, что Windows – всего–навсего прикрытие, кричащей расцветки плед, наброшенный на колченогий, траченный молью диван. Их сводила с ума и не давала покоя мысль, что под внешне якобы дружественным интерфейсом Windows скрывалось второе дно — совершенно иной способ взаимодействия с пользователем.
Фанаты «винды», со своей стороны, наверное, с сожалением признали, что все компьютеры, даже Macintosh, имеют такое же второе дно, и если владельцы Mac–ов не желают признавать очевидное, то, видимо, они хотят (жаждут!) оставаться в дураках и неведении.
Так или иначе, но чтобы поддерживать ГПИ, инженерам Macintosh требовалось постоянно изменять содержимое видеопамяти. Причем, а) быстро, б) в заранее непредсказуемом порядке. Это сейчас, с современной аппаратной базой, все легко и просто, а в начале 80–х, на основе имевшихся тогда технологий, корпорация могла осуществить задуманное лишь одним способом – создать такую материнскую плату (с ЦПУ) и такую видео систему (отображавшую на экране биты памяти), которые бы являлись единым и неделимым целым. Поэтому запаянное в герметичный блок единое целое и стало визитной карточкой Macintosh.
Все версии ОС Windows (даже снискавшие популярность Windows 95 и Windows NT) поражали своим уродством — не на что даже глаз положить. Полнейшее отсутствие эстетического вкуса у корпорации Microsoft позволяла нам, почитателям Mac, высоко задирать нос. Но то, что Windows выглядела как гнусный и наглый закос под MacOS, выводило нас из себя, мы не желали иметь ничего общего с плагиаторами. На какое‑то время истинные знатоки и любители компьютеров — хакеры (в самом лучшем, в стиле Стивена Леви, смысле этого слова), профессиональные музыканты, художники–оформители и школьные учителя (капля в море!), отдали свои сердца Macintosh — единственному настоящему компьютеру! Macintosh являл не только последнее слово инженерной мысли, он воплощал в жизнь наши идеализированные представления об использовании высоких технологий на благо человечества. На его фоне Windows казалась жалкой грубой подделкой, притязающей на мировое господство. Так вот и повелось с самого начала – люди презирают корпорацию Microsoft (далеко не самую худшую, кстати), однако внятно объяснить, почему они ее презирают, не могут. В конце концов, презрение оборачивается против них самих.