Эйхман во время судебного процесса совершенно спокойно выслушивал показания свидетелей, но зато от густо покраснел, когда ему напомнили, что он забыл встать при появлении в зале судей. Привычка Гесса к беспрекословному послушанию также выдержала испытание временем. Разумеется, отец вовсе не хотел, чтобы его сын стал комендантом Освенцима, напротив, он полагал, что его сыну уготована карьера миссионера и воспитывал маленького Рудольфа в строгом соответствии с догматами католической веры. Но он еще в раннем детстве он приучил сына к мысли, что начальство всегда право и что нужно выполнять любые его требования.
«С годами мой отец становился все более религиозным. У нас дома часто бывали разные представители духовенства. Свободное время отец использовал для того, чтобы ездить со мной по местам паломничества, как на родине, так и в Швейцарии и во Франции. Поэтому мне довелось побывать в Айнзидельне и в Лурде. Он истово молил небеса ниспослать мне благословение и сделать так, чтобы я оказался достойным сана священника. Сам я был глубоко верующим, насколько такое вообще возможно в детские годы, регулярно молился, служил в церкви и очень серьезно относился к своим обязанностям. Родители воспитали меня в духе глубокого уважения к старшим, особенно к людям пожилого возраста вне зависимости от их происхождения. Они убеждали меня в необходимости выполнять любые пожелания или распоряжения взрослых: родителей, учителей, лиц духовного звания, даже прислуги. Ни при каких условиях я не мог отказаться выполнять их указания. Я должен был запомнить, что они всегда правы. Эти принципы воспитания вошли в мою плоть и кровь» (R. Hoss, 1979, S.25).
И если начальство потребовало от Гесса наладить в Освенциме бесперебойное функционирование «машины смерти», разве мог он отказаться выполнить приказ? А когда после ареста Гессу предложили подробно изложить на бумаге историю своей жизни, он не только сделал это правдиво и честно, но и поблагодарил за возможность «скрасить интересным занятием пребывание в тюрьме». Благодаря его воспоминаниям мир узнал о предыстории преступления, совершенно непостижимого для человеческого сознания.
Вначале Гесс рассказывает, что в детстве родители постоянно заставляли его мыться, видимо, пытаясь тем самым избавить ребенка от грязи и нечистоплотности. Тоскуя по ласке и не встречая понимания со стороны родителей, маленький Рудольф отдыхал душой, играя с домашними животными. В его глазах они занимали гораздо более привилегированное положение по сравнению с детьми. Ведь животных родители ни разу не били...
Столь же трепетно относился к «братьям нашим меньшим» Генрих Гиммлер. Он, в частности, говорил: «Как вы можете стрелять из засады по этим невинным и беззащитным созданиям, пасущимся на опушке леса, господин Керстен! Ведь это, уж если быть до конца честным, чистейшей воды убийство... Природа так прекрасна, и любое животное имеет право на жизнь...» (цит. по: J. Fest, 1963, S.169).
А вот еще одно высказывание Гиммлера: «Эсэсовец должен руководствоваться следующим высшим принципом: честными и порядочными мы должны быть только в отношении тех, в чьих жилах течет наша кровь. Только по отношению к ним действуют принципы верности и товарищества. Но меня совершенно не интересует, как обстоят дела у русских или у чехов. Если потребуется, мы силой заберем у них детей и воспитаем их в надлежащем духе, обеспечив нам тем самым приток свежей крови. Живут ли другие народы счастливо или погибают с голоду — я смотрю на их положение со следующей точки зрения: можем ли мы использовать их как рабов на благо нашей культуры или нет. Погибнет ли 10 тыс. русских женщин от истощения при рытье противотанкового рва или нет, меня интересует только с одной точки зрения: будет ли этот ров готов и пригодится ли он для защиты Германии. Мы никогда не будем без необходимости грубыми или жестокими, тут, очевидно, объяснений не потребуется. Мы, немцы, единственные в мире гуманно относимся к животным и вполне можем позволить себе такое же отношение к животным в человеческом облике, но мы не будем заботиться о них, а уж тем более внушать им какие-либо идеалы, это было бы преступлением по отношению к нашим единокровцам» (цит. по: J. Fest, 1963, S.161).
Подобно Гессу, Гиммлер был также воплощением идеалов своего отца — профессионального педагога. И его сын, став одним из первых лиц в «Третьем рейхе», мечтал о том, чтобы воспитывать не только отдельных людей, но и целые народы. Во что пишет Фест в своей книге «Облик Третьего Рейха» («Das Gesicht des dritten reiches», 1963), откуда мы заимствовали приведенные выше цитаты: «Врач Феликс Керстен, с 1939 года регулярно лечивший Гиммлера и пользовавшийся его полным доверием, утверждает, что Гиммлер предпочел бы не истреблять, а воспитывать чужие народы. Оказывается, он мечтал „создать после войны особые, прошедшие соответствующую выучку формирования и наделить их исключительно воспитательными функциями“» (S.163).