- Неужели ни разу не видели?
- Да нет, мельком-то, конечно, видели, но это не в счет. Сам посуди, можно ли меня или Злыгость воспринять всерьез? Люди и думают, что привиделось, галлюцинации, мол, от переизбытка информации. Вот Свинклю труднее приходится, он ведь у нас заметный.
- Ну и как?
- Да так. То за кошку, то за собаку или поросенка его принимают. В лесу бы уже давно словили, а то и подстрелили бы. В лесу человек не расслабляется, не то что в Парке.
- Верно. Это вы здорово придумали. А в Парк откуда пришли?
Ребята затаили дыхание. Они давно уже спорили между собой на эту тему, а прямо спросить как-то стеснялись.
- Хм... Так тебе и скажи. А впрочем, почему бы и нет? Рано или поздно... Мы, как бы это сказать... результат смелого эксперимента по созданию разумных существ. Раньше нас много было, а теперь... - Голос у Мяфы стал грустным. - Теперь только самые приспособленные остались, самые жизнестойкие. Но уж те, которые остались, те живучие. Да вы, наверное, про маленьких зеленых человечков слышали, их еще за инопланетян принимают? Наши ребята, а ведь будто даже в Америке их видели. Эк куда занесло...
- А что это за эксперимент был, кто его проводил, зачем? - Витька как с цепи сорвался.
- Разве я знаю? Много ли знают подопытные кролики о цели проводимых над ними экспериментов?
- Ну, дела! - Витька звонко хлопнул себя ладонями по коленям. - Да как же вы на свободе-то оказались? И почему об этом нигде ничего не сообщали?
- Так ведь когда было! И что значит - на свободе? А где же нам еще быть?
- Ну... - Витька смутился, - все-таки раз вы результат эксперимента...
- Да, это верно, - сказала Мяфа, помолчав. - Место нам было в лаборатории, там мы до поры до времени и обитали. А потом хозяин пропал, кормить нас перестали, пришлось спасаться. Время такое наступило, что не до нас стало. Слышали наверно, как век начался? Война, революция, опять война...
- Знаем. Но неужели больше о вас совсем-совсем ничего не известно? - Анюта присела на корточки и заглянула под скамейку.
- Кому-то, может, и известно. Но что может знать цыпленок о своем инкубаторе? Много ли мы, живя в Парке, узнать можем? Жаргона наслушаешься, песенок всяких, ну, в газету заглянешь к кому-нибудь через плечо, вот и все. Это вы по библиотекам ходить можете.
- Так ты и газеты читаешь?
- Читаю иногда.
- А как ты видишь?
- А вы можете объяснить, как вы видите, слышите и вообще чувствуете? Не можете? Слабо? Ну вот и мне слабо.
- А почему вы не хотите обратиться к ученым? - после некоторого молчания спросил Михаил.
- Чтобы нас в клинику поместили? Пропускали через тело ток? Жгли кислотами и резали во имя науки на куски? Нет уж, увольте!
- Ну, ты скажешь!
- Погодите! Вы о чем-то не том говорите! Как же так? Был проведен великолепный эксперимент, существовала прекрасная лаборатория - и ничего не осталось? - Витька недоуменно поднял брови. - Такого просто не может быть!
- Как это ничего не осталось? А мы?
- Это-то конечно, ну, а документы? Ход проведения опытов, цели... Такого ведь до сих пор никто повторить не может!
- А если поискать по архивам... - начал Михаил, но закончить ему не удалось. Под ноги сидящим на скамейке упал Скачибоб, снова вознесся вверх и аккуратно опустился в подставленные Анютой ладони. Ему почему-то очень нравилось в Анютиных ладонях, но на этот раз он не стал в них лежать, а снова унесся ввысь.
- Ребята, машина! - прошептал, вытаращив глаза, Витька.
Чуть слышно урча, во двор въезжала машина для сбора мусора. Номерной знак ее был отчетливо виден: ЛЕВ 22-01.
Честно говоря, никакого плана, как добыть у шофера мусорки сведения о львах, ребята не имели. Узнав, что машина выслежена, Мяфа заверила их, что шофера он с товарищами берет на себя. Ребятам они предложила присутствовать при этом в качестве зрителей, пообещав, что зрелище будет интересным.
Подождав, пока машина остановится около помойки, ребята, стараясь не привлекать к себе внимания, но и не особенно скрываясь, приблизились к ней.
Шофер огляделся, высматривая Гошу и его отца, посигналил на всякий случай и вылез из кабины. Размял затекшие ноги и пошел к гаражу. На дверях его, как и следовало ожидать, он увидел замок размером с арбуз и, плюнув, направился к машине. Что он думал о Гоше и его отце осталось неизвестным, однако лицо у него в эти минуты было очень нехорошее.
Выражение его не стало лучше, когда он залез в кабину и, манипулируя рукоятками и кнопками, начал сгружать пустой контейнер. Поставив его на место, шофер снова вылез из машины. Отцепил тросы от пустого контейнера и стал крепить на полный.
- Странно, что ничего не происходит, - волновался Витька - Не видят они машину что ли?
Михаил хмурился.
- Сейчас, сейчас, - Анюта нервно теребила в руках прутик. - Я чувствую, что сейчас что-то случится.
И что-то действительно случилось, потому что звяканье стихло и наступила тишина.
Витька высунулся из-за стены:
- Ого!
- Что там? - Анюта с Михаилом выглянули вслед за Витькой.
Шофер стоял и смотрел на контейнер, и лицо у него было такое, будто он обнаружил на асфальте груду золотых монет. Но чтобы понять, что же он увидел на самом деле, ребятам пришлось почти полностью выйти из-за помойки. Будь шофер не так поражен, он непременно заметил бы их. Но он не заметил.
Он стоял, ухватив нижнюю губу пятерней, и смотрел на женскую бордовую сумочку, лежащую под контейнером Сумочка была приоткрыта, и из нее выглядывало несколько фиолетовых бумажек.
- Двадцатипятирублевки! - ахнул Витька.
- Мяфа! - поправил его Михаил.
Шерли заскулил.
- Тихо! - шикнула на него Анюта, но она напрасно опасалась, шоферу было не до них.
Он осторожно шагнул к сумочке, нагнулся над ней, протянул руку и застыл. На верхнем крае сумочки появились два глаза, выпученных, как у лягушки, а двадцатипятирублевки превратились в ярко-красный язык. Сумочка-голова хлопнула своими крышками-губами и ехидно спросила:
- Куда руки тянешь? Твое, что ли?
Шофер отдернул руку и затравленно оглянулся по сторонам. Но ребят, конечно, не заметил. Взгляд его искал, видимо, не обыкновенных детей, а что-нибудь подиковиннее.
Посмотрев по сторонам, шофер снова склонился над сумочкой-головой и спросил:
- А где деньги?
- Какие деньги? - удивилась сумочка-голова, подмигнула и показала шоферу огненно-красный язык.
- Эти, ну, четвертные.
- Хо-хо! - издевательски расхохоталась сумочка-голова, и тут же откуда-то сверху на шофера спикировал Скачибоб.
- Оуа-а! - взвизгнул шофер, отшатнулся от сумочки-головы, присел на корточки и прикрыл голову руками.
Машина засигналила.
Сквозь растопыренные пальцы шофер взглянул на сумочку-голову, успевшую превратиться в обычный булыжник, и на лежащего рядом Скачибоба, тоже похожего на булыжник удивительно правильной формы. В ошалелых глазах его мелькнула искра разума, и он, пригибаясь, словно под обстрелом, побежал к машине.
Ребята, сохраняя дистанцию, побежали за ним.
Шофер рванул ручку кабины, но дверца не открылась. Прозвучал длинный гудок, и, как только он стих, завывающий голос, от которого по спине шофера побежали мурашки, произнес:
Нагрянет Злыгость на тебя
Живьем сожрет. Дрожи, злодей,
За то, что ты, себя любя,
Похитил радость у людей!
- И не только у людей, но это, к сожалению, в рифму не укладывается, - ворчливо сказал тот же голос. Что-то волосатое, желто-зеленое появилось в окошке кабины и пронзительно-изумрудными искрами глянуло на шофера. Будто луч солнца отразился от осколков бутылки.
Снова раздался гудок - на этот раз резкий и короткий, как удар в солнечное сплетение, и Злыгость продолжала: