Выбрать главу

Он не смыкал глаз, уговаривая себя, что ничего страшного не произошло. Хотя что-то внутри отчаянно тосковало. Рядом с ней, такой чистой и светлой, он казался себе духовным уродом. Словно у него вырос хобот или еще какая-то крайнее непривлекательная деталь. В итоге заснул с болью и томлением. Что-то внутри сломалось.

Тёща, конечно, была в курсе его отказа способствовать святому начинанию. Теперь она постоянно глядела на него изумлённым взглядом посетителя зоопарка, который первый раз увидел крокодила.

Жена любила таким, как он есть: жадным, безразличным к чужим страданиям, бездуховным атеистом и грешником.

Он страдал от чувства собственного несовершенства. Но ничего не мог с собой поделать. Зачастил ночевать в мастерской, где испытывал ощущение греховной свободы и даже несколько раз переспал с натурщицами.

Тёща выследила и наябедничала.

Мила не попрекала его, но он видел, как ей больно. И от этого делалось еще тоскливее. Он боготворил Милочку, уважал её мать. Но как трудно жить бок о бок со святыми!

Как-то, приехав с работы, обнаружил жену в белом подвенечном платье с распущенной косой. Русые волосы подали до талии. Неземная красавица поцеловала его в плохо выбритую щеку:

– У нас гость, Сияющий брат Владимир. Хочет с тобой поговорить.

Андрей был проведён в комнату, где из-за стола поднялся большой, по-мужски красивый человек в элегантном тёмном костюме.

Рука гостя была крепкой, кожа – холодной и сухой, будто посыпанная тальком.

– Апостол Владимир Тимофеевич.

– Апостол – это звание?

– Фамилия. Звание у меня полковник.

Гость не улыбнулся. Похоже, он не смеялся с рождения и не собирался отступать от привычки. Полез в карман, достал и раскрыл перед лицом удостоверение.

Андрей вздрогнул. Вот с каких вершин явился небожитель. Решил уточнить:

– Выходит, на Дзержинке служите?

– В Кремле.

Голос Владимира Тимофеевича был густой с приятной хрипотцой.

Жена засуетилась:

– Вот, брат Владимир торт принёс и коньяк для вас, мужчин.

Тёща сидела в полуобморочном состоянии, восторженно глядя в пространство перед собой.

Выпили за знакомство. За веру. За Президента и Отечество. Когда коньяк кончился, Милочка принесла чай.

Владимир Тимофеевич говорил о доброте, о любви, о нестяжательстве. Затронул тему патриотизма. Рассказал о международном положении. Коснулся проблемы детской смертности, перенаселения, недостатка питьевой воды. Но это было не главное. Главным были глаза любимой, которыми та смотрела на гостя. Фиалковые глаза невинной девушки, которая влюблена по уши.

Андрей совсем затосковал. Почти не говорил, лишь кивал и в конце концов задремал, убаюканный уверенным баритоном гостя.

– Вы меня слышите?

Он очнулся:

– А?

– Что скажете?

– Денег не дам.

Он уже понял, что лишний среди этих святых и бескорыстных людей.

Жена сама подала на развод. В этот раз всё решалось без него, только по воле Божьей. Даже квартиру сектанты легко отобрали через суд, хотя он и так бы отдал.

В очередной раз переселившись в мастерскую, Андрей сделал вывод, что религия похожа на наркотик. Мозг фанатика непознаваем и непостижим так же, как и его бог. Он не стал упёртым атеистом, но к любой религии относился с осторожностью. Единственное, во что верил свято, была старая чугунная батарея, что шпарила в углу мастерской. Молитва рядом с ней приносила немедленную и безоговорочную удачу. И касаться её следовало только левой рукой, у чуда мелочей не бывает.

Он вообще вдруг поверил в приметы. Упала вилка – придёт гостья и всё закончится постелью. Встретил на улице женщину, неважно с пустым ведром или полным, – будет секс. Чёрная кошка перебежала дорогу – ночь окажется нескучной. Ржавый гвоздь у тротуара – к яркому эротическому приключению. Когда нашёл у входа в мастерскую монету – понял, что скоро женится.

Пятая жена привлекла дикой животной силой, которую он воспринимал, как эротизм. Это было странно, поскольку Мария была страшна как смерть. Человеческий мозг способен на неожиданные ассоциации. Лицо походило на африканскую маску и почти не имело мимики. И это вводило Андрея в сексуальный столбняк. Она казалась ожившей скульптурой или фантастическим персонажем японского театра, где на лицах актёров лежит толстый слой грима. У неё было сильное тело дикого существа, гибкое, эластичное. Мышцы упруго играли под смуглой кожей, покрытой множеством шрамов. Загадочные татуировки осеняли спину и живот.