Ольга набрала номер барона Анри.
Вызов умчался, и откуда-то из неведомой дали пришел ответ:
– Добрый вечер. Надеюсь, новости хорошие?
– Разные. Мы нашли пепел. Андрей погиб. Нелепая случайность.
Она молча выслушала команды.
– Хорошо. Так и поступим. – Обернулась к спутникам: – Приказал привезти пепел ему, а щепотку растворить в озере. Здешняя вода питает пол-Европы. Говорит, выпейте сами, но только из источника.
– Почему?
– Чтобы доза не получилась концентрированная. Иначе опасно.
– Откуда он всё знает?
– Потому что барон.
– Давайте похороним Андрея здесь, – тихо сказал Максим.
– Конечно.
Они нашли в углу пещеры песчаный угол, почти свободный от камней.
Асмодей принёс из ниоткуда пару лопат.
– Хотите сделаю яму? – спросил он.
– Мы сами, – возразил Максим.
Парни копали молча. Земля оказалась твёрдой, хоть и выглядела песком. Попадались камни, которые Асмодей вытаскивал, подцепив когтями, как ломом.
Неожиданно достал кусок берцовой человеческой кости. Затем еще. Кости были старые, хрупкие и ломались, как сухое дерево.
– Что это? – удивился Максим.
Ольга подошла:
– Ты думаешь, как Петрарке открылся сундук, без жертвы не обошлось?
– Не продолжай. Даже не хочу обсуждать, кто бы это мог быть.
Они принесли тело Андрея и опустили в яму. Сложили руки на груди. Скульптор словно стал меньше.
– Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, новопреставленного Андрея, и прости ему вся согрешения его вольные и невольные, и даруй ему Царствие Небесное… – начал Максим.
– Не надо читать весь псалтырь, – остановила его Ольга. – Здесь лишь пустая оболочка. Сам сейчас гуляет со своей Кулоброй.
Она смахнула невидимую соринку в глазу.
– Покойся с миром, – произнёс Вадим.
– А я не прощаюсь, – возразил Асмодей. – Сегодня же выпьем с ним за новую жизнь.
Они быстро закидали могилу землей и камнями. Ольга положила сверху свои бусы. Они вдруг потускнели, стали серыми и рассыпались обычными камешками.
– Живи весело, гений!
Асмодей подошёл к Ольге и сказал тихо, чтобы никто не слышал:
– Про Софию помнишь? Её нельзя оставлять в живых. Ради этого тебя вытащили с того света.
– Отвяжись, я всё помню.
– Ну, тогда расстаёмся. Пойду докладывать начальству. Развели, понимаешь, эту… бюро… кратию. – Он выпрямился, махнул когтистой лапой: – До встречи, парни!
Когда вонь от исчезновения Асмодея прошла, Вадим спросил подругу:
– Что он тебе нашептал?
– Признался в любви. А тебе какое дело?
Вниз идти было легче. Мужчины тащили сундук.
Осенью темнеет рано. На небосводе ряды светлых облаков были похожи на рентгеновский снимок грудной клетки, где одинокая тёмная и компактная тучка выглядела как след от удара копьём в подреберье. Раненое небо истекало кровью. Краснота расползалась смазанным пятном. Солнце поспешно стучалось в горизонт, убегая от увиденного. Птицы кружились над скалами, побагровевшими то ли от горя, то ли от закатного света. Летучие мыши безумствовали. Они лихорадочно трепетали крыльями и метались как заведенные.
Внизу было уже совсем сумрачно. Озеро казалось пунцовой лужей на бойне.
Ольга открыла сундук. Зачерпнула ладонью горстку пепла:
– Подождите меня. Я быстро.
– Не свалишься? Тебя подстраховать?
– Не волнуйся, Максим. Трупов больше не будет. Вижу в темноте, как кошка.
Она перелезла через деревянное ограждение, спустилась к кромке и опустила руку с порошком в озеро. Дала время воде снова стать прозрачной. Зачерпнула и выпила. На мгновение застыла, прислушиваясь к ощущениям. Что сейчас произойдет? Она станет святой?
Сзади раздались осторожные шаги. Максим спускался:
– Я тоже хочу выпить.
– Пей. Здесь всем хватит.
– «Пеплом, растворённым в воде, будет очищен всякий. Праведник станет грешником, а грешник праведником». Что чувствуешь?
– Ничего. Слушай, Максим, а вообще, что такое праведность? Я знаю, что добро – это когда хорошо мне. Ну или моим близким. А праведность – это, наверное, когда хорошо Богу. Кто знает, отчего Ему бывает хорошо? Даже не хочу представлять. Получается добро и праведность совсем не одно и то же.
– Может быть. Тогда зло и грех – тоже совсем разные вещи. Зло – когда плохо людям, а грех – когда невмоготу Богу. Понимаешь разницу?
– Вот поэтому ничего и не чувствую.