По поводу применения антибиотиков шеф упорно предупреждал своих подопечных:
– Ребята, осторожней с антибиотиками. Не суйте их везде по поводу и без повода. К их применению должны быть серьёзные показания. Мы ещё наплачемся от тяжелых осложнений, а чем всё закончится – никто пока не знает. – Как в воду смотрел шеф.
Аня многому научилась за время работы в клинике, главное – это была обстановка абсолютной порядочности. Основой коллектива было полное отсутствие любых элементов подковерной борьбы. Основную роль играло поведение шефа. Профессор никогда не слушал доносов в любой их форме. Он просто выгонял из кабинета, так что у любителей «прояснить ситуацию» отпадало всякое желание. Межличностные конфликты временами возникали, но разрешались они чаще всего всенародно, иногда с бросками историями болезни в ординаторской, но не более того. При этом ругались громко, но не допускали непарламентских выражений. Повзрослев, Анна нередко размышляла о том вреде, который принесла тепличная обстановка в клинике в плане воспитания молодого поколения. Когда она попадала в другой коллектив, трудно было перестраиваться, не поддаваться на провокации, не ляпать того, что думаешь, никому не доверять. Не раз вспоминала она шефа, но оправдывала его. Он пришел в клинику из коллектива, где была та самая обстановка доносов и интриг.
Её друзья – Ниночка, Юра, Валя − были верными соратниками. Она была уверена в том, что её не оставят в беде и старшие товарищи. Большим уважением у ребят пользовался Дмитрий Иванович, который, несмотря на свою молодость, был уже для них корифеем в хирургии. И, конечно, куратор Захар Семенович, и шеф. Все старшие воспитывали в субординаторах ответственность в работе и внимание к пациентам. Профессор не мог допустить, что оператор не пришел вечером посмотреть своего пациента после операции. При этом он относился к молодежи с юмором. Как-то на обходе спросил, кто оперировал больного с грыжей. Ему ответили, что Аня.
– И он после этого еще жив? – Ну, и куда теперь прятаться? Хорошо, что по молодости всё принималось как должное.
И ещё нравилось Ане увлечение чтением художественной литературы. Часто возникали импровизированные соревнования в цитировании известной прозы и стихов – кто больше? Тут уже не было соперников у Дмитрия Ивановича. В тот период общее развитие уважалось. Анины друзья при знакомстве обычно пользовались тестом: если новичок продолжал цитату из «Золотого теленка» или «Двенадцати стульев» − это был свой человек.
По праздникам дежурили по очереди, но каждый раз приезжали в клинику друзья, и не только они, и привозили домашнюю снедь, чтобы скрасить существование бедных дежурантов. К весне студенты до того вошли в коллектив, что принимали участие и в междусобойчиках.
Было уже тепло. Собрались на маёвку. Чтобы ехать загород, где-то раздобыли небольшой автобус. Мест всем не хватало, поэтому Юра распорядился, чтобы Аня пока стояла рядом. В окнах были занавески. Ребята внутри галдели. Прохожие начали останавливаться и любопытствовать, кого везут. Валя выглянул в дверь и доверительно сообщил рядом стоящему зеваке:
– Мы − психи!
Публика немедленно рассосалась. После этого Юра из автобуса сказал Ане:
– Ну, теперь и ты садись. Места-то все равно не занимаешь!
И правда, Аня куда-то внедрилась, и хирурги, а отнюдь не психи, тронулись в путь.
Учебный год подходил к концу. Близилось окончательное распределение. После собрания перед ним будущие хирурги вдруг остановились и спросили:
– Ребята, а почему мы расходимся? Скоро ли нам придется вот так всем встретиться? Куда бы сейчас пойти вместе?
– А давайте ко мне! − неожиданно для себя сказала Аня.
– Пошли!
Как всегда, импровизированная встреча прошла замечательно. Быстро покидали, что нашлось, на стол. Налили по стопочке. Выпили за хирургию. Помечтали. Почитали стихи. Потом славно пели. Говорили, и не могли наговориться. Впереди была жизнь, любимая работа, у кого-то наука, у других уже работа и семья. А перед этим – распределение.