А приезжать стало все труднее, потому что Туркменбаши взял четкое направление на полную изоляцию. По телефону Лева говорил о значительном улучшении жизни, повышении пенсии вдвое и т.п. По приезде выяснялось, что манаты нигде не меняют, так что в Москве приходится доплачивать за билет рублями. Саша остался в Перми с семьей. Сурайя вышла замуж в Саратове. Старшие остались в Ашхабаде одни.
Тут и пришла Леве здравая мысль написать воспоминания. Написал, вернее, напечатал на машинке, два тома, переслал их однокурснице с целью издания, но это был период лихих 90-х. Она передала отцовский труд сыну, который переместился на Север. Перед очередной встречей Лева писал, что уже собрался ехать. В новогоднюю ночь он скоропостижно умер от остановки сердца. И кажется, что окажись рядом врач, этого могло и не случиться. Но пришла телеграмма, и в список ушедших была добавлена еще одна фамилия, чтобы начать торжественное заседание с поминовения друзей и соратников.
Карьера
Утро было необычно солнечное для наших мест. Свет лился из окон на первом этаже деревянного дома, бывшего когда-то трактиром для тогдашних «дальнобойщиков», работавших на лошадках по извозу. Анна собирала на кухне посуду после завтрака. Внезапно на стол упала тень. Подняв голову, девушка увидела в окне физиономию однокурсника Жени. В угловой квартире окон было много, но на лето открывали (распечатывали) два – в кухне и в комнате. Она махнула рукой, приглашая к комнатному окну. Женя послушно переместился.
– Дай, пожалуйста, конспекты по истории ВКП(б). Завтра зачет. Опять Васин гонять будет по первоисточникам.
Это несчастье было непреодолимым. Хорошо, если не спросит, на какой странице в полном собрании сочинений Ленина такая-то цитата из Маркса. Зачет этот Аня уже сдала и выдала пачку блокнотов с конспектами в надеждах, что они больше не понадобятся. Кто же знал, что эти надежды окажутся напрасными?
Значительно позже она прочла в местной газете рассказ журналиста Роберта Белова о том, как сдавал государственный экзамен по этому предмету в университете известный писатель Лев Давыдычев. Заведующий кафедрой Я. Волин долго гонял его по билету, а потом донимал дополнительными вопросами. Наконец, он задал последний:
– Чем закончился 17-й съезд партии?
– Аплодисментами! – Двойка. Пересдача через год. И только тогда был выдан диплом уже давно печатавшемуся поэту, члену Союза советских писателей.
Вопрос был поставлен неожиданно. Обычно Волин спрашивал, как выполнила партия задачи, поставленные семнадцатым съездом. Если ответ был «с честью», то пятерка была обеспечена. А тут формулировка подвела.
Получив просимое, Женя исчез, но тут, как обычно, выступила мама.
– Это что еще за захребетники! Ты видела его краснощекую физиономию? А на себя в зеркало посмотрела? Ты сидишь целыми днями, а он твоими конспектами будет пользоваться? Постыдился бы, еще мужик называется!
Обличительная речь продолжалась бы еще долго, благо, что для оратора опасности уже не было, но Анна прекратила поток, сказав, что ей нужно заниматься. Это в доме уважалось, гранит науки можно было грызть сколько влезет, без помех.
Конспектов не жаль, потому что в коллективистском обществе, каким считался социализм в СССР, было принято делиться бескорыстно, чем беззастенчиво пользовались ловкачи. А их в обществе было, как и в любой исторической формации, число постоянное. Кроме того, Женя был не ловкачом, а второгодником, потому что не смог с трех раз сдать основной предмет на первом курсе. А если копнуть глубже, то и школу закончить он тоже не смог, а ушел на подготовительные курсы при университете, которые были учреждены с целью помочь подготовиться в институт демобилизованным после войны ребятам. Дембеля поступали в институты в небольших количествах, поэтому на курсы брали и школьников, а те экономили целый год. Жене было трудно учиться в институте без хорошей базы, которую давала тогда обычная школа. Трояки в вузе для него сходили за пятерки. Однако надо было как-то держаться. Первым этапом было профсоюзное бюро курса. Затем пришло понимание, что, не будучи членом коммунистической партии, пробиться в жизни не удастся. Для этой цели время было благоприятным, но первым этапом была комсомольская организация, в рядах которой были однокурсники почти поголовно. Это уже много позже выяснилось, что курс наполовину состоял из детей репрессированных и раскулаченных, а затем шли спецпереселенцы из республики немцев Поволжья, из Крыма, Ингушетии и т.д. Почти у каждого был скелет в шкафу, а воякам надо было решать, кем считаться, сыном воина или участником боевых действий – где пособие больше.