Я тоже напрягся.
— Ну ладно, пошутили — и будет.
— Я не шучу.
Голос у Гены дрожал. У меня внезапно пробежали мурашки по спине.
— Я… я не понимаю.
— Это… это всё Зона. Она дала мне этот дар. Это… проклятие.
Я залпом осушил бутылку, но дрожь в теле не унялась.
— Знаешь… никто ведь не предупреждает о таком. Это приходит внезапно. Хочешь ты этого или нет…
Я ещё молодой был, только в Зону пришёл, обживался. Однажды судьба занесла на Кордон. По сети передавали, что Выброс через день-два. А он взял — и рванул.
До Деревни Новичков было всего ничего. Но я не добежал… Знаешь, последнее, что я видел и слышал — это ослепительный белый свет. И пение. Такое красивое. Как… как у ангелов.
Несколько дней я провалялся в коме — ни живой, ни мёртвый. А потом… очнулся. И рядом сидел Михаил Петрович. Я тогда думал, что с ума сошёл, — он ведь умер давным-давно, я ещё маленьким на его похоронах был. А затем я заметил свою собаку. Мне было десять лет, когда её сбила машина.
Михаил Петрович молчал. Всё время, пока я приходил в себя, он не вымолвил ни слова. Потом начал жестами указывать мне куда идти, что есть, где прятаться. Если бы не он, я бы погиб. Потом он проводил меня к людям. Там я поправился. А Михаил Петрович… исчез. И долго не появлялся.
Однажды он пришёл ко мне во сне. Сказал, что я должен ему за спасение. Я согласился.
Затем, каждую ночь, ко мне начали приходить души мёртвых. Но не тех, что попали в Рай. Души мучеников из Ада.
Каждую ночь они приходили, садились у моей кровати и начинали замаливать свои грехи. Ко мне приходили самоубийцы, воры, маньяки. Девушки, которые делали аборты.
Со временем они оставались дольше, а грехов становилось всё больше. В какой-то момент моя голова готова была разорваться… И они исчезли. С тех пор ко мне больше никто не приходит.
Генка замолчал. Только сейчас я заметил, что от костра, зажженного недавно, осталась кучка золы и пепла.
— И… что теперь?
— Теперь он пришёл снова. Я не знаю, зачем. Но я знаю, почему.
— Почему?
— Потому что я хочу стать нормальным.
Завыл ветер. В небе сверкнула молния. Земля затряслась.
— Выброс… — прошептал я — Генка, выброс! Нужно прятаться!
Гена покачал головой.
— Ты что, — я попытался поднять его с земли. — Гена!
— Клин клином вышибают. — Гена улыбнулся.
Дрожь усилилась. Я побежал… свет. И хор. Чистых, звонких голосов. Как у ангелов…
— Вася!
Меня толкнули в плечо.
— Очнись! Всё закончилось!
Я открыл глаза и шумно впустил в лёгкие воздух. Гена перевернул меня на спину.
— Ты жив, — он помог мне подняться. — Ты жив.
— Да…
— Я излечился! — Гена радостно поднял вверх руки. — Господи, как я счастлив! Я излечился! Я больше их не вижу! Вася… что с тобой?
Я закрыл глаза, затем открыл снова. Она не исчезла.
— Гена, ты её видишь?
— Нет, я никого не вижу. Вася, в чём дело?
Напротив меня, рядом с Геной, стояла моя покойная систра Лиза…
Алексей Глушановский
Дороги нормальных героев
Я по жизни своей одиночка. Терпеть не могу кем-то командовать, а уж выполнять чьи-то приказы… Господа, идите лесом на хутор бабочек ловить. Это эвфемизм. Извините, университетское образование неожиданно прорезалось. Эхо былого. Поэтому, когда перед очередным выбросом мы к Сахарову в купол все сбежались, картина получилась слегка сюрреалистическая, в духе Кафки.
На две гостевых комнаты набилась целая толпа народу. Патруль «Свободы» до своих Армейских Складов добежать явно не успевал, здесь приютился, не на Бар же им было забегать, учитывая очередное обострение их вечного с «Долгом» противостояния. Местный квад «Долга» — постоянная охрана купола ученых. Пара уродов в брезентовых куртках и фиолетовыми от обилия наколок руками.
Не в тату-салоне эти картинки были нарисованы. Кололи их простой иголкой, сидя на железном шканаре. Мы с ними раз взглядами обменялись и поняли ясно — дружить не будем. Кроме меня здесь еще четверо одиночек спряталось в убежище, и в довершение всего армейский патруль заскочил, с раненым на руках.
Палата медицинского бокса, на которую я по старой дружбе с Кругликом рассчитывал, пролетела мимо, как фанера над Парижем. Вот нас полтора десятка на шесть кроватей и образовалось. Ладно, в тесноте да не в обиде, разбились на три смены по пять человек — спать по очереди. А на шестой — бодрствующие могли сидя чай попить, со стульями в куполе напряженно было. Сразу стало как в казарме. Оружие лязгает, народ чешется, чавкает, хлюпает, храпит, портянками воняет. Ладно хоть Сахаров сразу курить запретил всем и везде. А недовольные могли выйти на улицу. Покурить на выбросе.