И пошлепали мы вперед, ничего не понимая, куда и насколько мы влипли. Но то, что в кипящий жир и по самые ноздри, это все догадались.
Километр примерно прошли, впереди рядом с вышкой уже какие-то ворота раскрытые виднелись, когда из кустов кинулись к нам демоны ада. По крайней мере, именно так их описывали те ребята, кто после приступа «белочки» еще говорить мог.
— Бегите к проходной! — крикнул конвоир с обрезом.
Не знаю, что он точно имел в виду, но первыми бросились бежать автоматчики. За ними и мои товарищи по несчастью вдогонку кинулись. Только и облезлые четвероногие твари не зевали. Одна автоматчику в щиколотку вцепилась. Покачнулся он и на землю рухнул. Сразу же еще три исчадия к нему подскочили. Его крик перекрыл завывание всей стаи. Один из бомжей на асфальт пал, руками голову закрыл. В них-то белый монстр с крысиной мордой зубы и вонзил. Выдрал два пальца и к ране приник, кровь хлебает. Эту парочку чудища с бельмами вместо глаз заживо пожирают, а на дороге уже кроме нас и нет никого. И четверо коричневых существ, стоя полукругом, зубы довольно скалят.
Не хотелось мне умирать с визгом, истекая кровью. Метнулся вперед к автомату. В это время выстрел за спиной грянул, и второй следом. Подхватил я оружие и начал короткими очередями влево-вправо патроны жечь.
— Свали белую суку! — горе-охотник за спиной хрипит.
Сам уже перезарядился, стоит с обрезом, словно памятник. А белая тварь по самые уши в живот бомжа вгрызлась, ничего не видит. Прямо в позвоночник между лопаток ей последнюю очередь всадил, обрез из двух стволов выпалил в белый свет, как в копеечку, стая замерла на секунду в оцепенении.
— Бегом!
Простая команда, доступная любому морпеху независимо от срока демобилизации и последующей дебилизации. На ходу с трупа автоматчика подсумок сдираю, по луже крови и потрохов скользя, чуть не пал рядом. Зубами за воздух вцепился, устоял и вперед рванул. Аника-воин недалеко еще ушел, метров за двадцать, догнал я его в три прыжка и за локоть схватил.
— Шевели ногами, дух драный! Дедушка из-за тебя загибаться не намерен! — кричу ему в ухо. — Смерть позади!
Мотивацию, значит, обеспечиваю.
— Сразу на вышку, — голос у него сел, давно он так не бегал.
Проскочили ворота, сразу к лесенке в небо метнулись. Крута она была, что сильно радовало. Вряд ли зверье по ней сможет к нам заскочить.
— Что за дела? — спрашиваю, для убедительности собеседника за плечи потряхивая. — Ты куда меня притащил? Где мы?
И дальше много слов нецензурных. В пять этажей легко сплетаю речь. Проникся мой визави. Недаром говорят: печатное слово большая сила, а непечатное все же сильнее.
— В Зоне, — ответ слышу.
И ясно мне, что Зона эта недаром с большой буквы зовется и не лагерная она.
— Подробности давай, — и затвором автоматным лязгаю.
— Ствол отдай, — вздыхает печально.
— Попробуй, отними, — скалюсь в ответ.
— Йога тебя убьет, ему сборщики нужны, а торпед с автоматами на его свист десяток сразу прибежит. А один ты здесь ночь не переживешь, сам видел, что творится. А еще кабаны есть и псевдособаки. Те вообще прирожденные убийцы. Был бы на дороге чернобыльский пес — никто бы живым не ушел. Осмотришься в лагере, быстро в бригадиры выйдешь. Сам в аномалии лазить не будешь, отмычек погонишь. Моя поддержка, опять же, не лишняя, — уговаривает он меня.
— Отдать — не отдам. Спрячу, а ты помалкивай, — отвечаю. — И нож давай.
Протянул он мне финку. Договорились, значит. В домик заскочили, он сразу автоматчиков кинулся метелить.
— Волки позорные, даже ни разу не выстрелили! В работники на неделю пойдете вместо того, которого на дороге потеряли! Уроды! — воспитывает салаг.
И это правильно. Вывели нас потом на улицу по естественным надобностям, отдышались все слегка, и с другой стороны проходной на открытое место вышли. С утра троих не стало. Процент потерь как в бою, однако. Не хочется мне в аномалии лезть, но других заставлять тем более противно. Я старшина второй статьи из боевой части, а не из учебной. Разница между ними невелика. Один командует: «Делай, как я!», а другой: «Делай, как я говорю». В одно слово всего. А остальное — просто следствие.
Справа вой раздался, все на бег сразу перешли. Один из работничков пленных темпа не выдержал, мы его под локти схватили, потащили вперед. Так вместе за шлагбаум и заскочили.
— Две минуты личного времени, и на построение вставайте, — хозяин обреза распорядился.
Я намек понял, не дурак, под сидением в автобусе сверток свой припрятал — автомат и патроны, в куртку завернутые. Конечно, если кто искать будет — найдет, но если в руках оставить — сразу отберут и здоровья сильно убавят. А сходу в бой лезть мне тоже не с руки. И обстановка незнакомая, и патронов — два магазина.
От вертолета к нашей пятерке группа двинулась. Вожака сразу можно было угадать. Единственный в черном кожаном плаще, красавчик.
— Всего пятеро? — удивился он.
— Один в аномалию влетел, на волю рвался, второго слепые псы порвали и Яшу тоже, — доложил наш руководитель похода. — Вот этот, — ткнул он пальцем в меня, — помог мне еще одного дотащить. А то бы четверых только довел.
— Молодец, хвалю, — сквозь губу цедит вожак. — Завтра сталкера поймаешь — быть тебе командиром пятерки. Всем до вечерней переклички отдыхать. Помощнику твоему банку консервов и сто грамм водочки плесните. У нас все по-честному.
Махнул рукой.
— Ты справедлив, Йога! — наши конвойные хором грянули.
Царек помойки довольно ухмыльнулся. Я заржал в голос. Глянул он на меня неласково.
— Если завтра артефакта не добудешь, плетей отведаешь. Весельчак нашелся.
Опять рукой махнул. Опять клич раздался, только меня это уже не позабавило. Четыре года назад один очень дорогой психоаналитик посоветовал мне радикально изменить среду обитания. Кажется, мне это, наконец, удалось.
Посмотрел я на себя в зеркало — ничем не примечательная личность. Только взгляд жестковат. Исправим. Надел очки: оправа стальная, стеклышки простые — без диоптрий. Значительно лучше. Стилет в рукаве ветровки не виден и образа не портит. Подхватил рюкзачок на плечо с самым необходимым минимумом, и из своего номера вышел.
— Здравствуйте, герр Константинов, — поздоровался со мной портье пансионата.
А чего бы ему и не поздороваться с постоянным клиентом? Я за четыре последних года месяцев восемь здесь прожил. Они мой номер, последний по коридору, всегда до последнего момента держат. А то приеду, а домик занят. Непорядок. Клиентов надо беречь, австрийцы это знают. Да и репутация у меня хорошая. Пьяным меня никто не видел, девок я в пансионат не таскаю, с полицией и службой иммиграции неприятностей нет. Пока. Через год у меня виза кончается, придется тратиться на продление. Или сочетаться законным браком с длинноносой и полногрудой австриячкой и стать гражданином Европы. Только что-то не хочется. Не нагулялся еще. А для веселья у меня через квартал квартира есть четырехкомнатная. Можно было бы и пансионат выкупить у хозяев, но зачем мне эта морока? Хлопотно это, да и не к чему.
Вышел на улицу, хороша Вена в апреле. Запах кофе и яблочного пирога с первой зеленью сливается, и есть хочется прямо невероятно. Куда пойти тихому-претихому аспиранту-историку? Я в квартале от ратуши. До метро «Ратхаус» четыреста метров. Можно идти в первый округ, в центр к собору святого Стефана. Или на старую римскую площадь, здесь тоже рядом. Для меня кофе вприглядку на камни, по которым римские легионеры ходили, сразу становится в два раза вкуснее. На Ам Хофф!
Иду, девушки сквозь меня смотрят. Сам так оделся — неприметно. «Тень» — так меня иногда называют. Чаще иначе. Только вышел я на римские просторы, здесь военный лагерь был в старину, как неладное ощутил. Сделать ничего не успел, просто смотрел, словно в замедленной съемке. Вена — город здорового образа жизни. На каждой улице дорожка для велосипедистов. И метрах в семи от меня, прямо на изображении велосипеда в круге, сидел убежавший от мамаши человеческий детеныш. А на него летел со скоростью ветра спортсмен-велосипедист. Их легко узнать по каске и щиткам защитным.